- Есть и другие причины, - возражает Бондарь. - Партизанщина. Был бы я в армии... Тогда, брат, была бы другая песня.
- А по-моему, лучшее, что у нас есть, так это партизанщина. Народ силу показал и то, что он любит советскую власть. Когда белорусы на такую войну подымались? Привыкли на них глядеть как на тихих, покорных. Известно, болотные, лесные люди. А они видишь что натворили. Вся Беларусь кипит как в котле. Вот пожгли наши села, загубили столько людей, большая половина области, считай, уничтожена, а люди, погорельцы несчастные, слова плохого нам не сказали. Кормят, поят нас, будто ничего не произошло. Понимают, что иначе нельзя. Если пошел на врага - о хате не думай. Золотой у нас, Бондарь, народ. Только пожить ему по-людски не пришлось...
- Но на войне нужна дисциплина.
- Да брось ты про дисциплину! Ну, немного не любят вас, лейтенантов, капитанов, за то, что отступили в сорок первом, так что? Что ты хочешь от мужицкого войска? Вояки, сам знаешь, не очень. Но зато другим взяли всюду они, как муравьи, что ползают по всему лесу, а тащат в одну кучу. Вот едем мы с тобой и никакого черта не боимся. Полицаев разогнали, коменданты в норы зашились - наша земля. Армия под Курском от немца отбилась, а мы - тут. Автоматы, которые сегодня не поделили, - глупость, мелочь. Не автоматами партизаны сильны...
- Что ты предлагаешь, Адам Рыгорович?
- Я вот что скажу тебе, Бондарь. При нынешнем положении с новым командиром ты не сработаешься. Как я с Лавриновичем. Сам привык командовать, а тут новая метла. Хоть не очень нас с тобой слушали. Однако же гордость есть. Я вот переломил себя, пошел на бригаду и тебе советую взять пример.
Бондаря гнетет неизвестность, и сегодняшний взрыв на совещании штаба - предвестник этой неизвестности, которая неуклонно надвигается. Вакуленка это понимает лучше, чем кто другой.
- Сделаю, как ты. Горбылевская бригада разрослась, надо делить.
- За это хвалю, Бондарь. Молодец. Момент чувствуешь. Главное понять, кто мы такие. Все мы - я, ты, командиры, которые сегодня артачились и драли горло, - все мы уполномоченные. Нас на какое-то место поставили, и нас могут снять. Как о том колхозном бригадире до войны говорили - сначала выдвинули, а потом задвинули. Как, к примеру, я прожил свою жизнь? Шел туда, куда посылали. Кем, брат, я только не был! Сначала секретарем сельсовета, потом год работал в волости, заведовал избой-читальней, в коллективизацию председателем колхоза два года был, потом перебросили на сельсовет. Работал в сельпо, в райпотребсоюзе, а как проштрафился - послали заведовать мельницей. Директором льнозавода полгода побыл, последние четыре года - на заготовках. Как началась война, месяц поруководил райисполкомом...