— Как?! — изумился Гектор. — Если я правильно понял тебя, Великий Дом, ты собираешься поставить во главе своей армии чужеземца?
— Твое имя знает каждый школьник в Египте, — усмехнулся Рамзес. — Ты — один из самых знаменитых воинов Ойкумены, и все знают, что нет равного тебе полководца. За тобою египтяне пойдут в любое сражение, уверенные в победе!
— А если сражение будет проиграно, — проговорил задумчиво герой, — то ты объяснишь это моим коварством и изменой. И вспомнишь о восстании в Нубии…
— Ты выиграешь сражение, — жестко отрезал Рамзес. — Его нужно выиграть. И я знаю, что ты, и только ты способен это сделать, великий Гектор! Я смогу дать тебе только полторы тысячи воинов, но это будут отборные войска. Сейчас мои послы пытаются вступить в переговоры с ливийцами, но это лишь для того, чтобы выиграть время. У тебя есть семь-восемь дней, чтобы поправить здоровье, залечить раны, познакомиться с войском и военачальниками и изучить план предстоящей битвы. Крепость нельзя отдавать, ее потеря будет равнозначна скорой потере мною Нижнего царства. Сам видишь, как много я доверяю тебе.
Фараон перевел дыхание и в упор поглядел в глаза троянцу.
— А теперь решай. Я не могу дать тебе времени на размышления. Отвечай сейчас же: ты согласен?
— А у меня есть выбор? — Гектор пожал плечами и поморщился: онемение плоти прошло, и он ощутил резкую боль в груди — болела рана, оставленная дротиком.
— Выбора нет ни у тебя, ни у меня, — заключил Рамзес. — Но я могу дать тебе слово, что в случае победы я отыщу твоего брата, где бы он ни был, если только он жив.
— Он жив! — твердо сказал Гектор. — Значит тебе придется его найти, повелитель! Я принимаю твое предложение.
Полдень миновал, солнце едва заметно спустилось к западу, но зной не ослабел, и улицы Мемфиса[15] оставались пустыми. Многочисленные лавки и питейные были закрыты до вечера или пустовали, а их хозяева, прячась в тени стен либо тростниковых навесов, высматривали редких прохожих, чтобы зазвать их освежиться стаканом ячменного пива.
На улицах не было видно даже постоянно толкущихся в жилых кварталах разносчиков: им некому было предложить ни лепешки с медом и миндалем, ни сушеные фрукты, ни женские браслеты и серьги из кости или меди, ни легкие, как паутина, головные платки, которые здесь любили носить как мужчины, так и женщины.
Город был пуст.
Тем не менее, воины, быстро шагавшие впереди процессии, старательно били мечами о щиты и громко кричали:
— Дорогу! Дорогу начальнику охраны фараона, благородному Сети!
За воинами шли четверо мальчиков-негров с большими глиняными кувшинами. Через каждые три-четыре десятка шагов они черпали большими ложками воду из кувшинов и веером разбрызгивали вокруг себя, поливая дорогу, чтобы прибить густую пыль, которая взлетала за спинами воинов и клубилась, как дым пожарища. Вода лишь отчасти увлажняла ее, воздух все равно был полон пыли и сух, как песок.