Нанок слушал внимательно. А может быть, все же есть доля правды в этих рассказах? Ведь вполне могло случиться так, что где-то на мысе Барроу морского охотника унесло на льдине в океан. Долго его носило среди льдов и холодных волн. У него было оружие, и он мог добывать себе еду, может быть, даже соорудил какое-то укрытие, чтобы не замерзнуть. Прошло какое-то время. Течение прижало льдину к берегу, и человек вышел на твердую землю. Пошел искать людей. Сам он, проведя на льдине в одиночестве столько времени, конечно, изменился, покрылся грязью и копотью, оброс, одежда его порвалась. И вот встречает такого кто-нибудь из уэленских или науканских охотников и, конечно, не признает его за человека, потому что с детства слышал рассказы об оборотнях — тэрыкы. Да тот еще и не понимает языка, что вовсе подозрительно. То, что последний «волосатик» из рассказа Ансимы говорил на языке, похожем на эскимосский, а уэленцы, которые в большинстве своем хорошо знали эскимосский язык, не понимали его, — вполне объяснимо, потому что эскимосский язык имеет множество диалектов, которые иной раз так различаются, что люди, вроде бы говорящие на одном и том же языке, не понимают друг друга.
Интересно, чем объясняется возникновение диалектов? Изолированностью одних групп населения от других? Но чукчи были изолированы не менее, чем эскимосы, а язык у них удивительно единый, и человек, живущий далеко возле Корякии, отлично понимает собеседника, проживающего, на берегу Ледовитого океана, в устье реки Амгуэмы.
Нанок, слушая Ансиму, старался думать об этих важных вещах, но как-то не получалось, особенно когда он ловил на себе взгляд Зины Канталиной.
Когда Нанок уходил из гостеприимного дома Ансимы, Зина вдруг тоже поднялась и сказала просто:
— Пойду провожу вас…
— Правильно! — тут же одобрила Ансима. — Пока идешь до гостиницы — ноги поломаешь. Построили новое здание профтехучилища, а мусор до сих пор убрать не могут!
Стоящие на рейде корабли украсились разноцветными огнями. Откуда-то доносилась музыка. Вечер был тихий. За высокими сопками, украшенными нетающими снежными полосами, угасала вечерняя заря.
Некоторое время Нанок и Зина шли молча.
— Завтра я поплыву на шхуне в Чаплино, — сказал Нанок просто так, чтобы только не молчать.
— А я улечу в Анадырь…
— А дальше — куда?
— Еще не знаю, — ответила Зина. — Может быть, побудем в городе. Надо готовить новую программу. А может, куда-нибудь поедем.
— В тундре было хорошо…
— А я уже сегодня об этом думала, — улыбнулась в темноте Зина, и Нанок почувствовал эту улыбку. — Даже не верится, что такое было…