— Нет! — сказала я. — Стой! Замри!
Это был второй этаж, не так высоко, но все-таки. Я не верила своим глазам, настолько дико все выглядело. Мальчишка улегся спать, я сама видела. И вот я обнаруживаю его посреди ночи сидящим на окне. Неужели снова спорынья? Но ведь Кулагин в тюрьме! А что, если у Кирилла был сообщник? И теперь он подсунул Максу отравленное печенье или еще что-то…
— Мой сын, — сказал Максим, отворачиваясь и глядя в темноту.
Точно, спятил. Одной рукой он держался за раму окна, точно хотел спрыгнуть наружу. Холодный мартовский ветер трепал светлые волосы, за окном стлался туман.
Выстрел ударил из темноты, разорвал тишину ночи и отбросил тело прямо к моим ногам. Макс умер мгновенно, даже не успев ничего понять. В центре лба чернел след от пули.
Все, помочь ему уже ничем нельзя, слишком много я видела огнестрельных ранений, чтобы в этом не сомневаться. Макса не спасти, но там, в темноте, скрывается его убийца. Я перепрыгнула через бездыханное тело, вскочила на подоконник и вылезла в открытое окно. Водосточная труба послужила мне опорой при прыжке. Я приземлилась, удержала равновесие и только потом выхватила пистолет из наплечной кобуры. Глаза медленно привыкали к темноте после ярко освещенной комнаты, поэтому я побежала на звук — удалявшиеся шаги еще можно было различить.
Я бежала, шаги ускорились, потом убийца тоже перешел на бег. Я чувствовала охотничий азарт и знала, что ему от меня не уйти. Убийца Макса двигался в сторону набережной, а там ему некуда будет деться, разве что броситься в воду. Туман скрывал беглеца, но я была уверена, что ему не скрыться. Я уже почти настигла его, как вдруг меня ослепил свет фар вылетевшей из-за поворота машины. Удар — и я покатилась по асфальту. Вскочила, соображая, куда бежать. Но было поздно, убийца успел скрыться.
Я моргала, отворачиваясь от слепящего света, и материлась сквозь зубы.
Хорошо, что при падении я выронила пистолет. Сбившая меня машина оказалась полицейской. Мне заломили руки и уронили лицом на капот.
— Мы его задержали! — с торжеством произнес мальчишеский голос. — Далеко не убежал, сука!
Послышались тяжелые шаги, к молоденькому полицейскому присоединился напарник постарше. Мужские руки грубо обшарили меня, и второй растерянно произнес:
— Да это ж баба!
— О, у нее ствол! — радостно сообщил третий. — Сбросила на землю, тварь такая!
— Отпустите, — зло сказала я. — У меня документы в кармане.
Говорят, у каждого хирурга есть свое кладбище. Что ж, к телохранителям это тоже относится. Мое — совсем маленькое, но каждая могила на этом кладбище — вечный укор, вечная вина. Бизнесмен Кошкин, Константин Рамон Гонзалес, Илья Авдюшкин… И еще несколько воображаемых надгробий. У некоторых надгробия имеются, причем самые настоящие. Кое у кого, понятно, трехметровые мраморные памятники и мавзолеи. А у кого-то и могилы нет. Я представляю себе это кладбище как панораму из фильма о гладиаторе режиссера Ридли Скотта. На фоне облаков там темнеет зелень траурных кипарисов, красным песком посыпаны дорожки, мраморные надгробия белеют в вечных сумерках… Теперь прибавится еще одно: Максим Ионов.