Боже, сколько раз я представляла нашу встречу. Не десятки, а тысячи раз. И даже наши поцелуи представляла, когда подросла. Именно мечты о Лейсе были отдушиной, когда в семье царила депрессия. Каждого знакомого мальчика, а потом парня я сравнивала с ним, моим беловолосым х’шанцем. Тайком просматривала записи наших посиделок дома или в саду у Хеш’аров — те редкие видео, что остались в сетевых хранилищах, а не погибли на Х’аре. И грезила им. Конечно, со временем, с каждым прожитым годом его образ таял, уходил на задний план в круговороте жизни. А еще я обиделась, что не приехал, не вернулся ко мне. Но в моей душе он занимал слишком много места.
Лейс стал бессменным призрачным кумиром, идеалом, с которым, увы, никто не мог сравниться. Даже когда, припозднившись на несколько лет, начался «играй гормон», я ни разу не испытала неотвратимого влечения к другим парням или мужчинам. Лишь изредка, когда снился Лейс, а может, его абстрактный образ, я просыпалась, испытывая незнакомые тогда томление и тяжесть в паху. Но я уверена, виной моей холодности и чувственной инфантильности не локусы. Скорее, я, как и папа, — однолюб. Вот только признаваться себе, что действительно люблю по-прежнему, страшно. И именно поэтому я реагирую на него слишком стремительно и остро.
Сейчас я пыталась анализировать все отстранено, почти как ученый, а не женщина (тем более, кажется, влюбленная). Мы-то наивно полагаем, что принимаем решения самостоятельно: в кого-то влюбляемся, кого-то отвергаем. На самом деле нашими поступками, особенно в связи с противоположным полом, руководят гормоны.
Лейс не надевает перчатки, даже когда берет меня за руку, что делает постоянно, как отметил Илья. Он не боится нашей связи, более того, вероятно, готов ее укрепить и продолжить. Но почему? Увидел взрослую меня и воспылал страстью? Не хочется думать о влиянии локусов. Как девушке романтичной, мне хочется большой и чистой любви до гробовой доски.
Иногда я вспоминала ари Майшель в тот роковой момент, когда она почувствовала, что ее муж и половинка погиб. Ей было страшно, больно, но я не забуду, с каким облегчением наставница говорила о скорой встрече с любимым и радовалась возможности уйти вслед за ним. Порой кажется, именно ари Майшель в тот момент повлияла на мое отношение к браку. А также пример отца, который боготворил маму, бросил к ее ногам карьеру, успех, чтобы быть рядом, когда ей становилось особенно плохо.
Сейчас мне не дает покоя отношение Лейса. Он сказал, что локусы никак не влияют на его мнение и отношение ко мне. Правда ли? А что он тогда испытывает? И главное — чего хочет от меня? Неужели только секса из-за длительного рейса по окраинам Галактики в отсутствие женской ласки и интима? Не может быть! Слишком реакция на провокации Башарова неоднозначная. Равнодушный мужчина не гнул бы столовые приборы в бараний рог и не шипел разъяренным котом. И опять же х’шанец не опасался добавить себе еще моих локусов. Эх, как быть?