Ему нравилось говорить «домой», нравилось, что его там ждут.
– У тебя еще одно свидание? – спросила она.
– Да, – ответил Рей, продолжая получать удовольствие от созерцания Елизаветы, хотя время от времени и отводил глаза, разглядывая декор старинного кофе-хауса с его роскошными сиденьями, чтобы Елизавета из Венеции осталась в его воспоминаниях в подобающей обстановке.
Больше кофе с ликером она не захотела.
Они медленным шагом возвращались к ее дому, будто ни один из них не спешил прощаться. Рей подумал, не попросить ли ее присоединиться сегодня вечером к нему, синьору Чьярди и Луиджи, если тот придет. Но это было невозможно, и не из-за позднего часа, просто он не желал ни с кем делить ее. Ему пришлось бы объяснять, как они познакомились. Или она могла бы невзначай упомянуть синьору Каллиуоли. Ему не хотелось таких сложностей. Рей хотел, чтобы Елизавета оставалась для него прекрасным и очень личным воспоминанием, подобно маленькому портрету на эмали, который он носил бы у себя в кармане и никому не показывал. И он чувствовал, что сегодня видит ее в последний раз, хотя для этого не было никаких оснований, поскольку он мог пробыть в Венеции еще два-три дня.
– Доброй ночи, Елизавета, – сказал он ей у двери.
Она немного печально посмотрела на него.
– Доброй ночи, Рейбурн, – сказала она, произнеся его имя как «Райбурн», поцеловала его в губы таким коротким поцелуем, что он даже не успел на него ответить, и повернулась к двери.
Рей пошел прочь, оглянулся посмотреть, стоит ли она еще, увидел полы ее пальто, исчезнувшие за дверью, и услышал слабый щелчок дверного замка. Поцелуй не такой волнующий, как два других, но в то же время почему-то более реальный. По крайней мере, его получил Рейбурн Гаррет. В прошлый раз, когда они виделись, она называла его Филипо. Рей шел медленно, как несколько минут назад с Елизаветой, пребывая в приятном трансе и не замечая людей, пялящихся на его повязку. Внезапно ему показалось, что любовь – чувственная и романтическая любовь – есть не что иное, как форма или различные формы эго. Поэтому так сложно любить людей. По крайней мере, от них ничего не нужно ждать. Любовь может быть чистой только в том случае, если она бескорыстна.
Он остановился на мгновение, попытался сосредоточиться. Подобная мысль могла принадлежать эпохе рыцарства.
Рей снова подумал, как важно, чтобы любовь не нуждалась в воздаянии. Любовь – вещь преходящая, дар, и ты не должен ждать взаимности. Кажется, это сказал Стендаль. И наверняка Пруст, только другими словами; это мудрое изречение попалось ему как-то на глаза, но он никогда не примерял его к Пегги. Не то чтобы в отношениях с Пегги возникала какая-то особенность, к которой это можно было бы применить, но Рей считал, что он был бы умнее и даже мудрее, если бы только мысль о бескорыстном служении любимому человеку пришла ему в голову, когда он жил с Пегги.