Почти пробравшись к Королеве крашеных оленей, я представляю, как подхвачу ее, положу на плече и они уже не смогут меня остановить. Я заберу ее отсюда.
В последний момент, когда моя рука уже касается Лениного плеча, сзади оттягивает другая: здоровенна, чужая, волосатая и непрошенная лапа! Я поддаюсь сдуру, и, обернувшись, получаю глухой удар в район правого глаза.
Господи, как же больно…
«Из глаз летели искры…» или как там? Боль такая, что голова натурально трещит и немного слышится звон, но не в ушах, а где-то внутри мозга; как после стрельбы из Калашникова, единственного реального оружия, которое я держал в руках.
Я в момент подкашиваюсь, размышляя над тем, что бил скорее профессиональный боксер, и меня, у которого через левый глаз видны только звездочки, а голова от алкоголя и сотрясения уже не соображает вовсе, берут за руки и оттаскивают от ложи Королевы.
По дороге заламывают руки, а я тем временем соображаю, что меня тащат не куда-нибудь для выяснения обстоятельств, но банально к выходу. Даже не знаю, хорошо ли это.
Я словно марионетка на ниточках: послушно совершаю движение, но так неохотно и коряво, что кажется – кукла взбесилась в руках хозяина и вот-вот вырвется.
У порога я получаю пинок, от какой-то лысой суки и через мгновение оказываюсь лежащим на асфальте возле входа во «Freeman».
Замечательный денек выдался. Просто замечательный. Весь день контактировал с идиотами, два раза избили, Лена торчит под наркотиком в компании клоунов и планомерно убивает себя. А я… я беспомощная рухлядь.
Боже, сколько раз я умолял ее не убивать себя. У нее такой прекрасный голос, она так замечательно поет, ей бы на сцене выступать. Да черт с ней, со сценой! Не нравится – занимайся, чем хочешь, что в голову придет! Но ведь не самоубийством же! А то, что она делает, самоубийство натуральное, причем изощренное. Лена убивает себя не разом, а в несколько шагов, растягивает, смакует все новые и новые фазы самоуничтожения.
Медленно поднимаюсь с еще заметными звездочками в левом глазу и направляюсь к машине. В салоне включаю печку, думаю что делать.
В общем-то, вариантов никаких. Либо я еду в милицию, либо к ее матери, пусть и рискуя при этом оказаться оклеветанным за что-нибудь. Уж кто-кто, а Леночка придумает.
* * *
Когда я подъезжаю к опорке, уже темнеет. Невозможный день погружается во тьму, как и следовало.
В окошке регистратуры, чрезвычайно полный и усталый мужчина с небольшой залысиной на голове, отправляет в кабинет 48, простив отсутствие паспорта. Перед этим он пристально всматривается в мое лицо, чешет подбородок и очень странно прищуривается, словно пытается чего-то углядеть, поймать растворяющуюся мысль в своей голове.