Вот она, Леночка: наркоманка, без жизненных принципов. Сколько о ней я еще не знаю? Притоны? Оргии? Сколько могло остаться за кадром!
– Давайте так, – продолжаю я, – сперва, вы дождетесь ее. Наверняка она придет поздно. Я бы мог остаться здесь, с вами, и мне этого очень хочется, но нужно поступить умнее. Я приеду на утро, но перед этим вы мне незаметно позвоните, когда она еще будет спать. Тогда мы сможем собраться втроем и поговорить, я надеюсь.
Начнем с простых слов, обязательно скажите, что любите ее, и сегодня сделайте тоже самое. Нужно настроить Лену на волну доверия. Мы ведь хотим ей помочь, правда? – Елена Васильевна заворожено кивает – Она все еще маленький ребенок, нуждающийся в защите. Я надеюсь, у меня получится достучаться до нее, пусть это будет стоить сколько угодно времени. Раньше не получалось поговорить как следует, Лена вечно убегала. А с вашей помощью, думаю, получится. Все в наших руках, мы не должны ее потерять.
Я говорю это так проникновенно, что Елена Васильевна пускается плакать, а меня начинает тошнить от этой ситуации, хотя в душе я понимаю, что вот-вот сам разрыдаюсь. В сущности, я бы с удовольствием поплакал вместе с этой идиоткой, если бы не принципы.
Мне по-прежнему страшно. Страшно, что ничего не получится. Вдруг маленькая идиотка просто психанет, и на этом все кончится? Я же не могу привязать ее к батарее? А если она убежит из дома или еще что-нибудь натворит? Надо признать, я надеюсь на чудо. Но если не надеяться на него, что тогда останется?
Мы прощаемся, я даю еще парочку советом, прошу не плакать, когда придет Лена, и наставляю прочей шнягой, которую знаю из института и книжек по психологии.
* * *
Через час я дома: играю, потягивая апельсиновый сок – алкоголь не лезет. Тем более, с утра нужно наведаться к Лене. Это главнее всего, поэтому напиваться не буду.
Я даже готов прекратить писать (хотя за эту неделю мне так и не удалось написать хотя бы строчку), лишь бы с прекрасной дурочкой все было хорошо. Готов целыми днями проводить с ней время, только бы образумить.
Сегодняшним днем доволен: словил ворох люлей, но появился шанс спасти ее.
Хотя по-прежнему страшно. Так же, как сегодня в ее квартире, как было ее мамаше, когда узнала про дочь-наркоманку.
Я пыжусь думать позитивно, и повторяю в уме простые фразы, рвущиеся наружу: «Все будет хорошо. Да, все будет хорошо. Я спасу ее, все получится. Она образумится и все поймет».
Наверное, со стороны я выгляжу жалко и удручающе, и меня должны бы жалеть: человек с геймпадом в руках, тыкая на кнопки и уставившись в ящик, отстраненно бормочит эти фразы.