Он очень настаивал на присяге, словно я отчего-то должна была отказаться. Наверно, у них были причины сомневаться во мне.
Я, вроде, не отказывалась. Куда деваться? Я не видела этих причин, не видела путей избежать. Раз я маг, то мне надо. Ведь правда? Я же для этого здесь.
Страшно, да… какое-то странное неприятие сидит внутри. Но… не знаю…
Когда доктор понял, что я согласна — отстал.
Весь день потом я проспала, пыталась прийти в себя.
Проснулась поздно вечером. Умылась, открыла настежь окно.
Прохладный ветерок с моря — так хорошо. Искупаться бы…
Я видела, как он вышел из воды.
Тот мастер Латаре…
Как он добрался? Без лодки, просто вплавь? В одежде.
Ночь. Звезды. Цикады трещат.
Я видела, как он снял рубашку, отжал ее, надел снова. Не знаю, собирался ли он проделать то же самое со штанами, но подошла я.
Хотела окликнуть, но так и не решилась. Он сам заметил меня.
— Соле! — махнул мне рукой.
Я подошла ближе.
— Что вы здесь делаете? — спросила я.
Сердце колотилось…
— Купаюсь, — сказал он. — Соле, я хотел поговорить с тобой.
Вода стекала с него, уходила в песок. Мокрый песок вокруг и следы босых ног.
Лан.
Я действительно знала его. Знала, что у него голубые глаза, хотя в темноте они казались почти черными. Я видела его в своих снах. Я знала даже то, чего не видела сейчас. Широкие шрамы на спине — от когтей гарпии, тонкие белые — на груди. И еще под ребрами…
Что было между нами?
— Ты слишком громко думаешь, Соле, — он улыбнулся, но как-то не весело. — Да, и под ребрами тоже. От кухонного ножа. Мы подрались с Хагеном из-за тебя. Помнишь?
Я покачала головой.
Хаген?
Так звали того здоровенного парня, который недавно приходил. Он постоянно шутил и даже пытался строить мне глазки. Джара, та, рыжая, шепнула, что я нравлюсь ему…
— Нет, — сказал мастер Латаре. — Хаген умер. Сгорел. Мы не смогли его спасти.
У меня закружилась голова.
Резануло болью, словно мир раскалывался надвое. Еще немного и все рухнет.
Я помнила… скамейку в лаборантской… огоньки по всему полу…
— Ты ведь помнишь меня, Соле? Помнишь? Знаешь мое имя?
— Да… мастер Латаре.
Он покачал головой. Не то.
— Лан, — сказала я.
Он ждал именно этого, но отчего-то не обрадовался, поджал губы, нахмурился. Улыбка дрогнула и замерла где-то в уголках губ.
— Ты все вспомнишь, Соле, — сказал он. — Вопрос в том, что потом делать с этой памятью.
— Как, что делать? — удивилась я.
Разве я не должна вспомнить? Разве в этом есть что-то плохое?
Я помнила совсем не то, что должна. Совсем другую жизнь, других людей. Другой Хаген был моим другом. И Лан…
— Соле… — он шагнул вперед, и теперь стоял совсем близко, всего-то в шаге от меня, можно было протянуть руку и коснуться. — Соле, мне запретили встречаться и, уж тем более, говорить с тобой. Но завтра утром я уезжаю. Так что, другой возможности не будет.