– Когда педикюр делала?
– Позавчера.
– Смени мастера! Халтурит. Я тебе чуть подправила, но послезавтра важный прием, так что приди пораньше, мои девочки сделают.
«Надо же, а почему мне об этом еще ничего не сказали?!» – удивилась я, но промолчала.
– Твой синяк на бедре почти сошел, я замаскировала. Постарайся новых не наставить, – ворчливо заметила она. – Так… руки нормально… грудь, узор сейчас нанесем.
Вторя своим словам, она взяла кисточку и начала наносить рисунок цветов.
– Все! – отстранилась она, довольным взглядом рассматривая свою работу. – Марш в очистительную кабину.
Я села на столе и хотела встать, но она остановила:
– Волосы подними. Я не всю шею видела.
Подняв кверху волосы, я терпеливо ждала, пока она меня осмотрит.
– Чисто. Иди!
Соскочив, я прошла в кабину, где выбрала режим очистки от запахов. Когда вернулась, Марии уже не было, а на столе стояли носилки. Я подошла к шкафу с одеждой и надела черную юбку в пол с золотым орнаментом, широким поясом на бедрах и высокими разрезами, обнажающими ноги, и золотую маску к ней с черными перьями, что подходила под мой сегодняшний макияж глаз. Маска была сделана на заказ и скрывала волосы и почти все лицо, оставляя лишь губы, покрытые прозрачным блеском. Надев ее и проверив крепления, чтобы она плотно прилегала к лицу, села на носилки, обитые белым бархатом.
Хлопнула дверь, но даже не глядя на вошедшего, я знала, что это Верьен, правая рука Сатияра. Он подошел и начал придирчиво обнюхивать меня. В этом ничего человеческого не было, но я знала, что он оценивает, как я пахну и нет ли посторонних запахов.
– Ты меня радуешь, – заключил он, посмотрев на меня, и уже в сторону двери: – Заходите!
Открылась дверь, и въехала тележка, которую толкала одна из помощниц шеф-повара. Сам он следовал за ней.
Я легла, и началась сервировка, которую осуществляла девушка-девственница, под руководством своего шефа. Ее было лет шестнадцать. Наверное, подрабатывает. На мне не должно было быть запахов мужчин.
На обнаженные участки кожи на листья выкладывалась еда, исключая грудь, с нарисованными на ней цветами латисара, символизирующими чистоту.
Когда закончили, Верьен еще раз обнюхал меня и остался доволен.
– Можно подавать!
* * *
«Забавные традиции у этих дейгассов, а мы, как обезьяны, и рады за ними повторять», – думала я, лежа на столе и прислушиваясь к беседе.
Дело в том, что у этих нелюдей был обычай: если дейгасс хотел похвастаться дочерью и продемонстрировать, насколько она хороша, перед потенциальными зятьями, то еду на обеде перед важными гостями сервировали на ее теле. Если девушка еще не знала мужчин, то это считалось изысканным деликатесом. Сатияр рассказывал, что бывали случаи, когда девушка была не совсем невинна, и тогда гости брезговали отведать угощение. Дело в том, что чем высокороднее дейгасс, тем он сильнее и острее его обоняние. Зачастую отец мог не знать о шалостях дочери. Маска на лице была необходима для того, чтобы красота девушки не отвлекала от ее запаха. На деле же лицо скрывали потому, что не все девушки отличались красотой и была надежда завлечь жениха ароматом тела.