— Ты выглядишь так, словно побывала в перестрелке, — сказала та. — Рискну угадать: ты встретила в холле генерала.
Кэтрин кивнула с невеселой улыбкой.
В голосе Мэри послышалось нетерпение:
— Не могу понять, как ты можешь сносить все это! Ты же не робкая забитая девочка, Кэйт, и я знаю, что ты ее не боишься. Почему ты не поставишь эту стерву на место?
Кэтрин подумала, что Мэри — единственная, кто зовет ее уменьшительным именем. Хотя нет, ведь Мэт тоже называл ее Кэйт последние два дня. При одном воспоминании об этом дыхание ее перехватило, совсем как тогда, когда он произнес ее имя в первый раз. Устало вздохнув, она ответила:
— Ты прекрасно знаешь почему, Мэри.
— Ерунда! — решительно прозвучало в ответ.
Не желая в который уже раз пускаться в обсуждение своих проблем, Кэтрин сменила тему:
— Я должна идти, нужно переодеться к ужину. Ты поужинаешь с нами?
— Конечно, — безмятежно ответила Мэри. — Видишь, я уже одета. — И она показала на свою длинную шелковую юбку.
Это замечание заставило Кэтрин улыбнуться. Когда она была дома, Мэри ела со всеми, как с самого начала предложил ей Мэт. Но когда Кэтрин отсутствовала — неважно, как долго, — Мэри ела у себя в комнате, и в этих случаях она не трудилась переодеваться.
Мэри не переносила Бет и никогда не скрывала этого. Возможно, из-за этого она была единственной, кроме Мэта, с кем Бет считалась.
К своим сорока пяти годам Мэри успела поработать на фабрике, выучиться на медсестру, вырастить и отправить в колледж двух прекрасных сыновей. Два года назад она похоронила нежно любимого мужа. Она слишком много повидала на своем веку, чтобы на нее могла подействовать заносчивость какой-то там Элизабет Таррел. И Бет знала это.
— Встретимся внизу, — сказала Кэтрин и вышла на площадку лестницы. Комнаты Мэта и Кэтрин тоже находились на втором этаже и занимали весь фасад дома.
Кэтрин на мгновение остановилась на пороге комнаты, вспоминая свое первое появление здесь. Тогда она испытала почтительный ужас. Боже, да здесь можно играть в баскетбол! Большая угловая комната имела четыре окна, два выходили на газон перед домом, а два боковых — в сад, за которым простирались бесконечные холмы. Потолок, одна стена, двери и окна были белыми, остальные три стены — теплого коричневого цвета, мебель бежевая. Рыжевато-коричневый тон ковра, штор и покрывала на кровати перекликался с таким же цветом кресел, стоящих у окон. Но самым впечатляющим предметом в комнате была кровать. Именно она тогда больше всего поразила Кэтрин. Расположенная напротив фасадных окон, она и в длину и в ширину была не менее трех метров.