Впрочем, выбор мне вряд ли предоставят. И решать, кто станет моей женой, буду точно не я. Не факт, что Алексей Михайлович вообще согласится отдать одну из своих дочерей за сына какого-то герцога, являющегося польским вассалом. И не факт, что Речь Посполитая не станет противиться этому союзу. Совместные действия против османов и крымских татар – они, конечно, сближают, но личный интерес всегда важнее. Слишком много «но» в этом раскладе. Впрочем, я сделал главное – озадачил отца. А уж он обязательно выжмет из ситуации максимум.
Если бы меня кто-нибудь спросил, где я бываю чаще всего, покидая стены академии, я ответил бы – здесь. В кабинете моего отца. Большая комната, отделанная темным деревом, настраивала на деловой лад. И полностью отражала характер герцога. Здесь не было ничего лишнего. Все практично, удобно и рационально. Даже роскошь, неизбежная при отделке кабинета правителя, не была вычурной и тяжеловесной. Впрочем, насколько я помню из истории, версальские тенденции в помещения Митавского замка привнес даже не любящий роскошь сын Якоба, а Бирон.
Удобное бюро, массивный стол, мягкое кресло, шикарная библиотека и огромный глобус, который держат на своих спинах четыре слона. Данью украшательству, пожалуй, были только причудливо драпированные шторы и картины со сценами известных сражений. Многочисленные бумаги были придавлены тяжелым пресс-папье, а сам герцог, восседающий за столом и нетерпеливо постукивавший пальцами по очередному документу, хмурился. Понятно. Меня ждет очередной разнос за неоправданные траты. Но мне, как никогда, даже есть чем оправдаться!
Однако, как оказалось, дело было вовсе не в тех деньгах, которые я вбухал в организацию Курляндского научного сообщества, привлекая новых ученых и стимулируя уже существующих. Дело было в моей семейной жизни. Точнее в том, что оная откладывалась по независящим от герцога причинам. Как я и подозревал, русские прокатили нас со своей царевной. Причем довольно пренебрежительно. А как еще назвать требование, чтобы я принял православие и переехал в Россию?
Артамон Матвеев, разумеется, попытался сгладить недоразумение, но отца уже понесло. Вероятно, с боярами можно было бы пободаться, с царем договориться и в конечном итоге получить желаемое. Вполне вероятно, что русский царский двор именно на это и рассчитывал. Поторговаться, показать свою значимость и преподнести рядовые решения как великую милость. Вот только Якоб Кетлер был не тот человек, чтобы проглотить оскорбление. Пусть даже завернутое в красивую упаковку велеречивости дипломатического этикета.