Я надеялся поймать Ивана Михайловича на тот же крючок, что и Матвеева – привязать его к бизнесу по строительству кораблей, только в России. Как бы ни был богат человек, от такого дохода он не откажется. Плюс, тут сыграют роль не столько деньги, сколько возможность выделиться перед государем. Алексей Михайлович давно пытается организовать постройку кораблей. Но пока дела идут ни шатко ни валко. Конечно, в ближайшее время спустят на воду «Орел», но это несопоставимо по сравнению с тем, сколько кораблей строит та же Курляндия. А лесов и народа у нас гораздо меньше, чем в России.
У меня была вполне реальная цель – соломбальская верфь. Я читал, что она якобы еще во времена Бориса Годунова существовала. Однако посланные туда люди нашли только деревню под загадочным названием Терпилов стан. На Соломбальском острове были обширные сенокосы, а рыбный промысел приносил крестьянам неплохой доход. Не было там только вожделенной верфи. Так что если я решусь там строиться, придется начинать все с нуля. Люди и сырье должны обойтись дешевле, но страшно представить, сколько денег уйдет на взятки, прежде чем будет получено разрешение.
Герцог, кстати, по поводу соломбальской верфи сомневался. Никак не мог точно посчитать, во что она нам обойдется. Зная, что вскоре будет заключено Андрусовское перемирие, надо посоветовать ему при нем поприсутствовать. И лично переговорить с Алексеем Михайловичем. Тогда никакой бюрократии не будет, проект сдвинется с места, да еще и получит правительственную поддержку. Разумеется, строить корабли будет вовсе не герцогство Курляндское и лично Якоб. А частное лицо. А то, боюсь, Польше это не понравится. Да и Швеция не обрадуется такому ходу. В общем, привлекать внимание к этому проекту не следует.
В любом случае соломбальские верфи потребуют больших вложений. А казна, несмотря на доходы, не резиновая. Перефразируя знаменитого мультперсонажа, «деньги – довольно странный предмет. Когда они есть, то их сразу нет». Курляндия вела множество проектов, которые требовали немало трат. Особенно много поглощало восстановление городов и приведение их в нужный мне порядок. Наука, кстати, по степени разорительности стояла не на втором, и даже не на третьем месте. Но если бы ученые не приносили периодически «в клювике» прибыльных изобретений, герцог давно прикрыл бы эту лавочку. Его совершенно не интересовали абстрактные открытия, которые могли прославить ученого в веках, если на них нельзя было заработать денег.
Словом, ученые, помимо своих изысканий, занимались чисто практическими проектами. И больше всего меня поразил Роберт Гук. Я, конечно, знал, что он великий ученый, но не подозревал насколько. Он явно был недооценен ни при жизни, ни после смерти. И мало соответствовал описанию современников. Несмотря на разницу в возрасте (Гуку было чуть больше тридцати), у нас сложились приятельские отношения, и я не заметил в его характере ни стервозности, ни склочности. Оказалось, что у нас с Робертом немало общих интересов – он увлекался изучением иностранных языков (вплоть до древнееврейского), прекрасно рисовал и играл на органе.