Он был прав. Я не могу его в этом винить. Тем более, что я для него никто. Мое слово ничего не значит. Из-за меня он не должен что-то менять в своей жизни. От чего-то отказываться. Тем более, когда я сама не могу ему этого дать.
Стало обидно лишь от того, что он не может подождать. Он же знает, что для меня это важно. И все же…
Но и в этом я не могла его винить. Он ничего мне не обязан. Ничего не должен. Я сама на это согласилась. Сама на это подписалась. А он может жить так, как ему угодно. У меня нет на него никаких прав. На него, и на его жизнь.
— Нет, Алина. Ты делаешь неправильные выводы, — мрачно отозвался Кирилл, нахмурившись. Неужели я что-то сказала вслух? Или все так ясно читается на моем лице? — У тебя такие непроницаемые глаза, мышонок. Я постоянно не могу понять, о чем ты думаешь, что ты чувствуешь. Но я научился понимать тебя. Научился воспринимать свои действия твоими глазами. Но так и не запомнил, что во всех моих поступках ты ищешь свою вину. Я не собираюсь ни с кем другим спать, кроме тебя, Алина. И не сплю. Я, конечно, сволочь, но что-то человеческое во мне еще осталось, — его пальцы вновь легонько прошлись по моей щеке. В то время как на мои глаза наворачивались слезы. Потому что это все было слишком…
Кажется, я еще не до конца погрязла в нем. Потому что чувствовала, что еще больше привязываюсь к нему. Еще сильнее хочу быть рядом. И еще больнее становится от понимания, что это все скоро закончится.
Где-то на заднем фоне прозвучал звонок. А мне было все равно. Хотелось прогулять, не смотря на всю мою любовь к правильности. Потому что я не знала, как высидеть пару в таком состоянии.
— Пойдем, — вздохнул Кирилл, и вновь внимательно заглянул в мои глаза. — Что же ты со мной делаешь… — тихо шепнул, и, наклонившись, легонько поцеловал.
Это было последней каплей.
Я обхватила его за шею обеими руками, встав на цыпочки, и притягивая к себе ближе. Чувствуя, как по щекам начинают течь слезинки. Но мне было на это все равно. Он уже столько раз видел меня плачущей, что даже мама, наверное, столько не видела. Плюс или минус еще один, уже ничего не изменит.
Его руки вновь скользнули под мой пуховик, прижимая еще сильнее. Поцелуй уже перестал быть таким безобидным, каким его планировал Сомаров. Я хотела высказать все свои эмоции. Да и он, кажется, тоже.
Его губы скользнули на мою щеку, в то время, как я пыталась вернуть их назад. Не получилось.
Он просто отстранился и прижал меня к себе, расположив мою голову на своей груди. Мне ничего не оставалось, как переместить свои руки на его талию, и попытаться успокоиться.