— Нет, конечно. Простите за поздний звонок, но дело срочное и серьёзное, мы обзваниваем потенциальных исполнителей.
— Можно поточнее, в чём заключается задание?
— В общих чертах — целевое проникновение в заданный промежуточный слой.
— А ещё подробнее?
— Если вы в принципе согласны рассмотреть подобное предложение, завтра утром будет собеседование в департаменте, вы узнаете все подробности.
— Во сколько?
— Ваше время — в десять.
— Хорошо, я приду.
Я отбросила телефон на постель и взялась за хлеб с шоколадным маслом.
— Что там? — подозрительно уточнил Шокер, кивнув на телефон.
— Так, ерунда. Предложение по моему контракту.
— Какое?
— Да пока никакого. Завтра утром пойду на беседу, узнаю.
Шокер пожал плечами и, недовольно хмурясь, заметил:
— Ты сейчас не в форме.
— Это точно, — хихикнула я. — Не в форме. В одном покрывале.
— Рассчитай силы и не вздумай соглашаться, если это для тебя сейчас будет слишком тяжело, — Шокер не обратил внимание на моё дурачество.
— Не изображай из себя моего папочку! — отрезала я. — Я сама прекрасно разберусь.
Я полезла вперёд по кровати поставить пустую чашку на поднос. Покрывало свалилось с плеч.
— Прошу прощения… — я стала его подбирать, чтобы набросить обратно.
— Ничего, ничего, — заверил Шокер. — Вот так и сиди. Хорошо.
— Думаешь?
— Да, точно, — подтвердил он, допивая кофе и не сводя с меня глаз.
Я села, выпрямилась, вскинула голову.
— Нарисовать сможешь?
Он задумчиво поджал губы.
— Ох, не знаю. Не уверен. Связь «глаз — мозг» работает отлично, а вот «мозг — рука»… Это тренировки требует. Давно не брал в руки карандаш. Лет десять.
— Ну, ладно, в следующий раз потренируешься. А пока, раз не можешь нарисовать — поцелуй.
Он улыбнулся, переставил поднос на пол и полез на кровать.
— Шокер, штаны!
— Что штаны? — растерялся он.
— Правило номер два! Или оба в штанах…
Шокер расхохотался:
— Извини, забыл!
Словно и не было гадкой истерики, словно не орала я ему в лицо всякую дичь. В его глазах ничего кроме нежности и желания. А я зажмурилась, чтобы он не прочитал ненароком, как же мне стыдно, что мучаю его всяким бабским вздором.
Этой ночью мы так и не уснули. Тратить эти несколько часов на сон было бы слишком бездарно. Мы потратили их друг на друга.
Я переступила порог кабинета, и у меня сердце ёкнуло. Легонько так, ностальгически. Кое-что здесь изменилось, конечно. Не могло не измениться, ведь Йана уже так давно нет на свете. Но от прежнего хозяина в кабинете многое осталось. Знаменитый массивный стол, например. У него идеальная полированная столешница, зеркальная, холодная. И голая спина на раз прилипает… Йан потом стал стелить свою рубашку… Я усмехнулась, вспоминая это. Ну а что, было же. Куда ж теперь деться. Или вот на стеллажах, что стояли вдоль стен, кроме книг и накопителей с документами, остались даже кое-какие личные вещи Йана, простейшие памятные безделушки, которые он любил притаскивать из наших с ним путешествий по изнанке. Видимо, новому начальнику курьерского департамента они приглянулись в качестве декора.