Генрих попятился было, но понял, что не может сделать ни шагу. Мертвый чертополох оплел его ноги, как колючая проволока.
Ощерив беззубый рот, старая ведьма поднялась с лавки.
Откуда-то донеслось: 'Генрих, Генрих!'
Старуха прислушалась и уставилась ему за спину. Он обернулся, чтобы проследить ее взгляд, и от этого движения весь мир вокруг опрокинулся. Земля ушла из-под ног, вывернулась как льдина.
Генрих ухнул в чернильный омут, но не успел даже испугаться. Спустя неуловимо-короткий миг под ногами снова возникла твердь, и вокруг воздвиглись стены больницы. Генрих понял, что все так же стоит над койкой, а Ольга, вцепившись в него, раз за разом окликает по имени.
- Все-все, - сказал он. - Слышу. Спасибо.
- Я уже думала...
- Понимаю. Но сейчас надо уходить.
Он стер морозные руны со лба у Франца, и тот обмяк, завалился набок.
- Только не вздумайте сказать, что он помер.
- Строго говоря, он помер давно. Сейчас - только обморок. Оклемается.
Генрих потянул Ольгу за руку и, выбравшись из палаты, задвинул засов снаружи. Подумал мельком - хорошо, что здесь звукоизолирующие насечки, а то сбежалась бы вся больница.
Доктор дисциплинированно ждал на стульчике в торце коридора.
- Все в порядке?
- Да. Благодарю за сотрудничество.
- Не поделитесь выводами? Мы с трудом представляем, как с пациентом дальше работать. Эта внезапная, ничем не спровоцированная вспышка два дня назад...
- Продолжайте наблюдение. Соблюдайте режим секретности. Придерживайтесь инструкций, оставленных моими коллегами. Ваша помощь будет непременно отражена в отчете. А теперь, если не затруднит, проводите нас к выходу.
Доктор кивнул, насупившись. Похоже, был недоволен. Они опять миновали крыло для 'тихих', потом приемную. Генрих раскланялся и аккуратно, под локоток, вывел свою спутницу на крыльцо.
Едва оставшись без провожатых, Ольга яростно зашептала:
- Во что вы меня втянули, фон Рау? Что это за кладбищенский ужас? Почему там все мертвое? И карга эта мерзкая на скамейке...
- Значит, вы тоже видели?
- Шла все время за вами. Вы меня будто на веревке тянули, только не замечали. Хорошо хоть в конце услышали, когда я вопить начала.
- Действительно, неприятное место.
- Неприятное? Да у меня до сих пор поджилки трясутся!
- Я же предлагал - останьтесь в машине. Зачем вы со мной пошли?
- А что мне было - сидеть там одной, как дуре?..
Генрих всмотрелся в ее глаза, в предштормовую синь. Потом притянул Ольгу к себе и обнял. Она, затрепыхавшись, пискнула:
- Пусти, гад!
- Не пущу, пока не успокоишься.
- Я спокойная! Сказала - пусти!
Ольга добавила несколько слов на зимнем наречье. Генрих попросил: