Пожилой, импозантный, седоволосый еврей сидел в своем кабинете и бездумно уставившись на входную дверь отчаянно страдал — ну за што мне такое наказание: чем я прогневал Всевышнего? За што мне такое на старости лет? У всех дети, как дети, а мне дал сущее наказание. Дочь, самая младшая, поздний ребенок, потому самый любимый, кроме радости доставляла и огорчения, и чем взрослее становилась, тем радостей было меньше, а огорчений больше. Последнее вообще погрузило отца в меланхолию и сострадание к самому себе. Дочь, стараниями отца (папа занимал должность зам. начальника центрального военного госпиталя в чине полковника) поступила в мед академию и успешно (благодаря связям и деньгам папы) училась на втором курсе, который могла и не закончить. Более того — могла вылететь из академии без права восстановления. Причиной тому были красота дочери и ее поведение. Если равных ей по красоте и красивее было много, по мнению отца (а он, таки, понимал толк в красоте), то по ее поведению, именуемому в народе распутным, конкуренток у нее явно было намного меньше. Да и бог с ним, перебесится в конце концов: его жена тоже была не ангел (вот чьи гены резвятся), но ее распутство сыграло с ней злую шутку. Старший преподаватель со второго курса, на котором училась его дочь, узнав о ее поведении возжелал вкусить прелестей распутного еврейского тела. Дочь отказалась, что, в общем то, было ей не свойственно. На этом бы все могло и закончится, обратись она к отцу, но гордая дочь Израиля, непонятно по каким причинам, еще и надсмеялась над преподавателем прилюдно (никак бес лукавый попутал), сказав, что имеющийся у него отросточек не достанет даже до точки удовольствия G. А любой второкурсник, изучивший анатомию знает, что находится она на расстоянии 4–6 сантиметров от входа во… Препод покраснел от нанесенного оскорбления, долго вдыхал раскрытым ртом воздух, а дочь Израилева гордо удалилась в окружении подруг, весело смеясь. Да и ладно, решил бы отец и эту проблему — в конце концов деньги могут решить многое, все зависит лишь от суммы. Но, оказалось — не в этом случае. У преподавателя оказались родственники на таком верху, что даже обращение в синагоге к уважаемым людям не помогло — не тот уровень, сказали ему. А препод при встрече, мило улыбнувшись, при всех тоже, сообщил, что девушка не только не закончит второй курс; не только не закончит академию, но и не сможет восстановиться в ней пока он будет жить. А жить он собирается долго и счастливо. И доказал это не поставив ей зачет за зимнюю сессию. А впереди экзамен, к которому не допустят без сдачи зачета. Но если, каким то чудом, удастся попасть на экзамен, удовлетворительной оценки получить не получится — умственные способности своей дочери старый еврей знал отлично. Так что на специальность медика, а отец возлагал на нее большие надежды, можно было не рассчитывать. Было с чего загрустить и впасть в меланхолию…