И как они меня нашли? И как быстро в себя-то пришли!
Меня закончили бить, связали за спиной руки собственным ремнем и швырнули в открытый кузов серого джипа на высокой, сваренной в кустарных условиях подвеске, с большими колесами от грузовичка. Только такие машины могли смело месить местные, неухоженные и по весне почти непроезжие дороги.
В кузове кроме меня были еще какие-то железные канистры и деревянные коробки, и когда машина, зарычав мощным двигателем, тронулась, тут же подскочив на ухабе, коробка поехала, больно ударила углом мне в плечо. Заставив себя забыть обо всем, я снова закрыл глаза и провалился в тяжелый, пустой сон, в котором я все время падал между сосновыми стенам, от которых исходил нестерпимый, мучительный жар, опаляющий мне лицо..
* * *
— Давай, Нелюдь, давай, ну же! Приходи в себя, мой хороший! Неприятности кончились. Давай! — кто-то все уговаривал меня, а я так не хотел просыпаться. Я отвернулся, поворачиваясь на подушке, но внезапно стал падать и от страха проснулся. Передо мной было округлое, с нездоровым румянцем на лоснящихся щеках лицо. И почему это у него кличка «Лысый»? — в который уже раз, как и многие другие, подумал я внезапно. Вон у него какие волосы густые, хоть и седые совсем. Так ведь он тогда поседел, когда сам над пропастью карьера висел на подгнившей веревке двенадцать часов подряд и вздохнуть боялся — вдруг оборвется, и он полетит на острые колья арматуры, которая была свалена внизу. Что и говорить, братья бандиты здорово тогда с ним поступили. По-взрослому и очень по-умному. Никто никого убивать не стал. Привезли зазнавшегося толстосума в пустынный песчаный карьер, привязали веревкой подмышки и повесили над двадцатиметровой пропастью глубоченного карьера, который разрабатывали еще когда на Станции усердно засыпали реактор. Уж тогда в него сыпали все, что только могли придумать. И, что самое обидное, когда много лет спустя его начали исследовать, ни следа того, что внутрь сыпали, не нашли. Вот ведь как, все эти летчики, что раз за разом подлетали к станции на вертолетах, выходит, просто так умерли от облучения. Ведь испарилось все, и свинец, который в виде гаек и винтов сыпали в пасть реактора, и песок; все улетело, вынесенное страшной температурой…
И вот стоял этот карьер пустой, и служил прекрасным оружием наказания и запугивания. Уж и не знаю, чего там под собой за проведенное на веревке время разглядел Лысый. Возможно, ему там, на арматуринах, чудились мертвые тела, и казалось, что пахнет разлагающейся плотью. Или, быть может, он видел внизу под собой белесые кости давно умерших, таких же, как он активных предпринимателей, чьи тела разодрали падальщики.