— Дай сигарету, а? — попросил Лысый.
— Бросать надо курить, — сказал я, и не думая выполнять его просьбу. Сначала спасай его, теперь сигарету, а завтра что? Я ему еще денег должен буду?
Во, дурак, не знал я, насколько правдивы были эти мимолетные мысли…
— Слушай, спаситель, чего ты такой неприветливый? — обиделся Лысый.
— А с чего мне быть приветливым? Я о тебе ничего не знаю…
— Ну, хорошо, меня зовут Михаил Лысенко, но все кличут меня Лысым. Законы ныне такие, фамильярные. Я бизнесмен, если что привести с большой земли или вывести — это ко мне. Но некоторым очень не нравится здоровая конкуренция и меня попросту решили убрать. Скажем так, я не люблю делиться тем, что мне принадлежит, а в некоторых кругах это непростительная ошибка, — он коротко хохотнул и обхватил себя руками, словно замерз. — Но убивать тоже не очень-то красиво, вот и придумали подвесить меня на шнурке. Здесь вокруг на семь километров ни одного живого человека. Как ты тут оказался… на мое счастье?
— Случайно, — честно ответил я.
— Да что ты такой неразговорчивый? — возмутился Лысый.
— Устал, — проворчал я и стал прилаживать у костра свои мокрые, испачканные в глине брюки. Очень хотелось хлебнуть горячего чая с коньяком и завалиться под теплое одеяло спать.
— Завтра уберемся отсюда, — воодушевленно рассказывал мне Лысый. — Вот до моего дома доберемся. Да я тебе все что угодно отдам! Ты мне жизнь спас, если бы не ты, подыхать мне по-собачьи.
— Не обижай собак, — предупредил я.
— Ты серьезно? — недоверчиво глянул на меня мужчина. — Во, дикарь!
— Все, — не выдержал я, — больно разговорчив ты. Я спать, а сам — как знаешь.
— Да как хоть звать тебя, скажи? Должен же я знать имя своего спасителя!
Удивительно быстро ты оклемался, дяденька, — подумал я в раздражении. — Подозрительно как-то.
— Зови меня Нелюдем. А он, — я кивнул на Лиса, — Чернобылец.
Я проснулся под утро от странных монотонных звуков. Приподнялся на локте в полной темноте, нарушаемой лишь слабым свечением угасающих углей, дотянулся до небольшой кучки дров, и, выбрав несколько веток, сунул их в костер. Через несколько минут проснувшиеся угли возродили пламя и в неверном свете костра я смог разобрать, наконец, в чем дело. Нет, я конечно уже понял, кто издает разбудившие меня звуки, но тем более нужно было развести костер пожарче.
Лысого трясло, словно одинокий осиновый лист на ветру. Его зубы отстукивали неимоверную дробь, все тело содрогалось и из груди то и дело доносились сипы и стоны.
Костер запылал, и в маленькой бытовке стало заметно теплее.