!
Доктор уже почти орал ему в лицо. Капитан «Бродяги» не отводил взгляда и не двигался, но мускулы у него на физиономии дрожали от едва сдерживаемой ярости.
Между ними вдруг возникла Корал.
– Довольно. Все мы оплакиваем Аврос. И мы должны драться – с далеками, а не друг с другом.
Последовало долгое, убийственное молчание.
Доктор медленно сложил очки и сунул их в карман.
– Спасибо.
Боуман все еще кипел, но Корал как-то удалось не дать ему окончательно потерять голову. Он метнул в Доктора еще один гневный взгляд.
– Что далеки делали на Хурале? Чего они хотят? Здесь затевается что-то крупное, и я уверен, ты знаешь что.
Все взгляды обратились к Доктору.
– Еще раз: я не знаю, – ответил он всем сразу. – Я оказался в неправильном месте в неправильное время. На самом деле эти место и время неправильны настолько, что вам и воображения не хватит.
– Ты постоянно это говоришь, – процедил Передний Край. – Ни малейшего смысла!
– Я просто хочу знать, что далеки делали на «Путеводной звезде», – устало повторил Боуман. – Вот и все.
Скрам прочистил горло.
– На самом деле, капитан, я, возможно, знаю способ это выяснить.
В грузовом отсеке было холодно, и далек стоял заиндевелый.
Однако не настолько заиндевелый, как раньше.
По его сегментированным плечам бежала непрерывная струйка воды, капая с бластера и с присоски и собираясь лужицей на полу. Купол головы уже почти целиком оттаял.
– Что происходит? – спросил Боуман.
– Он размораживается, – сказал Доктор, широко раскрыв встревоженные глаза.
– Тебя никто не спрашивал, – отрезал капитан, поворачиваясь к Скраму. – Я думал, он мертв.
– Возможно, да, – ответил Скрам, обходя далека кругом и внимательно изучая панцирь. – Возможно, это просто автоматическая реакция брони.
– Но?
– Да, – встрял Передний Край, – мне тут тоже большое такое «но» мерещится.
– Но… я подумал, – сказал Скрам, – что броня – это на самом деле система жизнеобеспечения. Скорее всего, криозаряд не убил существо внутри, а просто заморозил. Именно то, что ему и полагается делать.
– Погодите.
Доктор выступил вперед, подошел к далеку и остановился, словно уговаривал себя сделать то, что собирался. Вытащив из кармана пиджака старый стетоскоп, он вставил оливы в уши и очень-очень осторожно приложил головку к панцирю далека.
Воцарилась тишина, нарушаемая только постоянным отдаленным гулом двигателей и – время от времени – капаньем тающего льда.
Доктор закрыл глаза и сосредоточился, потом передвинул стетоскоп и снова прислушался. И, наконец, попробовал решетку между бронзовыми шейными кольцами. Тут глаза его распахнулись, зрачки стремительно сузились; он выпрямился и стремительно отскочил от далека.