Девушка оттянула ворот футболки, чтобы избавиться от неприятного ощущения давления на горло, но легче не стало. Напротив, дышать стало сложнее. Элеонора потерла горло, решив, что у нее начинается астматический приступ, похожий на тот, который она однажды перенесла несколько лет назад. Больше астма ее не беспокоила, но с тех пор Элеонора держала в аптечке на всякий случай ингалятор. Она подумала, что могла захватить его с собой в путешествие, и присела над чемоданом. Замки поддались без всякого усилия с ее стороны, будто открыла она их волей мысли. Чемодан раскрылся, будто раззявился большой красный рот. Но когда Элеонора заглянула внутрь, разочарованно вздохнула: нутро чемодана оказалось пустым. Кто-то опорожнил его и сменил светло-серую обивку на иссиня-черную. Элеонора опустила руку в чемодан, ожидая нащупать под тканью пластиковое дно, но рука вдруг провалилась в пустоту, будто обит был чемодан не тканью, а бездонной темнотой. Она вскрикнула и, торопливо вскочив на ноги, отшвырнула чемодан ногой. Чернильная темнота вязко заколыхалась в нем, выплеснулась несколькими каплями, выжигая со змеиным шипением дыры в стеклянном полу. Элеонора отскочила на безопасное расстояние, побоявшись оступиться и упасть в черную бездну или неосторожным движением расплескать все содержимое. Пропасть в чемодане – нелепей смерти и не придумаешь. Красный чемодан перестал вдруг быть ей безмолвным сопровождающим в путешествиях, хранителем очень-нужных-вещей. Ей неожиданно стало горько от такого предательства, будто чемодан был не просто любимой вещью, а старым другом, не только бросившим ее в сложной ситуации, но еще и переметнувшимся в стан врагов. Что ж, нужно оставить его, оттолкнуть от этой точки, на которой все закончилось, а может, с которой все началось, и идти вперед. Понять, где она находится и как найти отсюда выход. Что-то здесь не так, слишком ярки контрасты белого света и черной темноты, излишне насыщенны эти цвета – густые, неразбавленные, первородные. Будто начало и конец. Ее беспокоило, что искать выход в сложном хитросплетении бесчисленных коридоров окажется еще тем квестом, а спросить помощи не у кого. Но стоило ей только подумать про одиночество, как свет стал гаснуть постепенно, как в кинотеатре, до тех пор, пока не стал приятно-приглушенным. А в соседних коридорах, наоборот, стали проступать очертания фигур – постепенно, как изображения на опущенной в раствор проявителя фотобумаге. То, что находилось в других коридорах, увидеть оказалось невозможно: они просто утонули в наступивших теперь сумерках, словно кто-то их выключил как лишние.