* * *
Как только нападающие врезались в щиты, выставленные силами правопорядка, Максим внутренне возликовал оттого, что заветный миг стал близок, как никогда, но ни смотря на его надежды, нападавшие оказались не так просты. От них веяло такой ненавистью, что Канаев этому даже слегка удивился, но тут же взял себя в руки, для того чтобы максимально эффективно использовать представившийся ему шанс.
Одна из темноволосых бестий попыталась проскользнуть под стальным щитом Канаева, пытаясь таким образом добраться до него, но с ним этот номер не прошёл.
Для начала он плотно придавил шею к асфальту, уже успевшему подсохнуть после проливного ночного дождя и несколько раз с наслаждением ударил своим плотным сапогом по ненавистной физиономии.
Удовольствие, получаемое от этого процесса немного сдерживал тот факт, что у несчастного, которого он с таким энтузиазмом охаживал ногами, не появилось ни единой капли крови, хотя он готов был поклясться, что наверняка сломал тому челюсть, размозжил нос, снял небольшую часть скальпа и похоже выбил один глаз — уж кто-кто, а он то своё дело знал.
Для того чтобы не смазать впечатления, он решился на крайне авантюрный шаг.
Украдкой осмотревшись и придя к выводу, что остальные слишком увлечены борьбой с отморозками, Канаев стремительно приподнял щит сантиметров на двадцать-тридцать от горла, а затем резко, вложив в это движение всю свою необыкновенную силу и безумную ненависть, опустил его вниз. Затем проделал это ещё и ещё раз. Всё это он делал с улыбкой, словно занимался сейчас чем-нибудь обыденным и очень приятным.
Через пять или шесть ударов, точное количество он сказать не мог, да здесь это и не имело никакого значения (с тем же самым успехом он мог ударить и пятнадцать и пятьдесят раз — важным была для него лишь цель, и он достиг её), к его ногам, как тёмный волейбольный мяч, отскочила голова, увенчанная вьющимися каштановыми волосами, в предсмертной агонии беззвучно шевелящая челюстями.
И вновь к его досаде не из тела через обрубок на шее, не из места среза под подбородком не появилось ни единой капли ярко-красной горящей как пламя крови. Только какая-то непонятная чёрная тягучая слизь испачкала его щит.
Это не поддавалось никакому объяснению, но и не делало начинающую игру менее интересной, пусть её качество и заметно снизилось вследствие этого недоразумения. Канаев быстро извлёк из случившегося другие плюсы — он в любом случае мог убивать и делать это, естественно в его собственном понимании, красиво, хоть и бескровно.
К тому времени как он успел расправиться со своим «первенцем» дела в других частях милицейского кордона шли не слишком то удачно. Кое-где омоновцы откровенно сдали свои позиции, но их участь сейчас совершенно не волновала Канаева.