Резолюцию приняли единогласно, без поправок.
Возвращаюсь с Пленума домой, не в силах унять чувство досады. Меня раздражает упертость партийного большинства, которое, как в известной мне истории, точно так же рвется наломать дров с безоглядным форсированием промышленного роста, и со стремлением устроить гонку за стопроцентной коллективизацией села, открыв поход не только против кулака, но и против всех мало-мальски зажиточных крестьян. И ухлопаем, в результате, массу ресурсов не на движение вперед, а на то, чтобы закрыть образовавшиеся провалы. Не меньше меня бесит и доктринерство «правых» – а ведь, казалось бы, среди них достаточно умные и культурные люди подобрались! Нет, не хотят понять ни того, что медлить с преобразованием мелкого крестьянского хозяйства в крупное общественное нельзя, ни того, что сохранить милые их сердцу рыночные отношения с крестьянством можно только в том случае, если мы выбьем из этих отношений кулака-посредника, пытающегося ободрать одновременно и односельчан, и городских жителей. Не успеем это сделать вовремя – подорвем базу индустриализации, и окажемся, в случае чего, с голыми руками против коалиции империалистических хищников.
Чувствую, что с таким настроением возвращаться к жене и детям негоже, но ничего с собой поделать не могу. Волны глухого, не находящего выхода раздражения, накатывают снова и снова. Не хватает ещё сорвать досаду на собственной семье! Стискиваю зубы, пытаюсь придать лицу возможно более спокойное выражение, и открываю дверь своего дома…
Лиду, конечно же, мое напускное спокойствие обмануть не может. Встретив меня в прихожей, она с тревогой смотрит на меня своими широко распахнутыми темными глазами, и вдруг повисает у меня шее, прижимаясь щекой к щеке, и шепчет на ухо:
– Что, Витя, всё совсем плохо?
– Да, уж невесело… – бормочу в ответ, стараясь удержать готовые сорваться с языка более крепкие выражения.
Растрепавшиеся тонкие волосы жены щекочут мне лицо. Зарываюсь носом ей в шею, вдыхая их запах, прижимаюсь к нежной теплой коже, от которой веет таким родным и близким… И с каждым вдохом понемногу успокаиваюсь, раздражение куда-то отступает, хочется обнять Лиду покрепче, подхватить на руки, закружить по комнате…
Отрываюсь от неё, чтобы перевести дыхание, и выпаливаю:
– А ну их всех к чертям, со всеми их дрязгами! Завтра воскресенье – можем же мы хоть денёк отдохнуть от политической суеты? Возьмем Леньку и Надю, выйдем на бульвар. А то, давай, отправимся навестить Игнатьевну? Дети на Котяшу посмотрят…
Смотрю любимой в глаза, и вижу, как тревога понемногу гаснет, а на губах появляется улыбка. Как же она хороша, когда улыбается!