— В каких брюках?
— Так форма у железнодорожников такая. Женщины — в юбках. Мужчины — в брюках.
— Дались вам те брюки с юбками… Не смотрел я! О чем-то своем задумался.
— Ну, хорошо! Предположим! Я ставлю ударение на слове «предположим». Чтобы вы не слишком-то обольщались. Предположим, что вы действительно уехали этим поездом, в субботу. Предположим, что вы не обратили внимания на проводника. В купе с вами кто ехал?
— В купе. Я же говорил, что выпивши был.
— Ну, все же. Люди там были, обезьяны, или слоны какие-то.
— Вот-вот! Мужик, как слон был, а две старухи — как обезьяны. Потому и не присматривался к ним.
— Ваше счастье, Скребков, что цыганский барон ваших слов не слышит. Зарезал бы, наверное…
— Какой еще барон? — оторопело посмотрел на следователя Николя. — Что-то вы меня путаете. У нас баронов давно уже нет. Князей и графьев тоже.
— Эх, вы… «Графьев»… А еще в институте учились…
— А мы про них не проходили…
— У меня такое впечатление, что вы лично мимо всего прошли… А в купе том цыганский барон ехал. Со своей женой-красавицей, до с дочерью на выданье. Обидели вы барона. И барышень его сильно обидели. Кстати, он — весьма импозантный мужчина. Не чета некоторым… Кстати, они все тоже дали показания, что четвертого пассажира в купе не было. Так, втроем, до Киева и доехали.
Скребков молчал. Он усиленно соображал, как же правильно самому выстроить свою защиту.
— Конечно же, не садились вы в поезд в субботу вечером. Именно в это время, будучи в доме своей матери, вы думали о том, как в Василия Степанчука стрелять будете. Чем же он вам так досолил?
— Не стрелял я! Не докажете! А о том, что я думал — тем более. Тоже мне, Вольф Мессинг нашелся! Мысли прошлогодние он читает…
— Мыслей ваших я, конечно же, читать не могу. А вот сам Степанчук вас узнал.
— Не мог он меня в темноте узнать! Не сова же он. И даже не кот. Так что, лапшу свою вы кому-то другому на уши вешайте. Я уже опытный…
— В чем это вы опытный? Не в первый раз в людей стреляете?
— До не стрелял я в людей! Я, разве что, по мишеням…
— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.
— С какого такого места?
— С мишеней, конечно. Когда стреляли? Зачем стреляли? Кто подтвердить может, что только по мишеням? Насколько мне известно, к сообществу охотников вы не принадлежите.
— Нужна мне та охота… Просто так стрелял. В тире. По мишеням, конечно. А что, нельзя?
— Почему же? В тире можно. А в людей — нельзя! Или вам невдомек даже, что во время выстрела из охотничьего ружья вспышка огня бывает? Вот именно она ваше лицо и высветила. На какое-то мгновение всего. Но Степанчук именно в то мгновение в вашем направлении смотрел. Потому и узнал вас сразу. Где ружье? Или это обрез был?