И все же она приехала сюда, сменив столичную суету на затишье здешних мест, большие концертные залы — на маленький гарнизонный клуб, просторную сцену — на тесную комнатку в медсанчасти, аптеку, которой она заведовала, исполняя свою работу аккуратно, но равнодушно.
Но Альбине легче. С ней ее бабушка, бабуля, Татьяна Львовна, заменившая ей мать. Такая же неземная, не от мира сего, как и внучка. Может, это у них наследственное?
Неважно. Важно то, что рядом с Альбиной есть близкая душа. А Марина одна. И ей некуда бежать. В родной город? Никто там не будет ей рад. Это оттуда она сбежала, чтобы избавиться от власти человека, которого любила с тех пор, сколько себя помнила, но для которого ее любовь всегда была равна подчинению. Как, впрочем, и любовь ее матери.
Отец Марину не простил. Она читала об этом между строк в осторожных, полных тоски и одиночества маминых письмах. Конечно, мама ее примет. А вот отец…
Сделав выписку, Марина встала. Подойдя к Альбине, сказала громко:
— Пойду посмотрю, как там наш Васютин. Если что — позовешь.
Альбина кивнула.
Слушая, как майор громогласно требует, чтобы Аннушка принесла его одежду, Марина прошла по коридору и заглянула в палату, где лежал рядовой Васютин.
Он не спал. Увидев Марину, сделал попытку приподняться, поморщился от боли и опустил голову обратно на подушку.
Марина подошла к его кровати, присела на край:
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо. — Голос звучал слабо, но, слава богу, не отрешенно. И глаза были ясными. — А вы? У вас лицо такое усталое. Возитесь тут со мной…
— Работа у меня такая. — Марина улыбнулась и, взяв его руку, пощупала пульс. — Ну что, все идет как надо. Можешь начинать вставать. Только потихоньку, а то голова от слабости закружится. Надоело, наверное, лежать?
— Надоело, — согласился Васютин. — И побриться надо.
Бриться ему, честно говоря, было совершенно необязательно — щеки покрывал мальчишеский пушок, только на остром подбородке кое-где торчали редкие щетинки.
— Ну тогда точно поправляешься, — сказала Марина. — Один старый врач говорил: я всегда знаю, когда женщина начинает выздоравливать, — когда она просит принести ей в палату зеркальце и губную помаду. Раз тебе небезразлично, как ты выглядишь, — значит, дела идут на поправку. Я скажу Аннушке, чтобы бритву тебе принесла.
— Спасибо, Марина Андреевна… — Васютин замялся. — Я вам очень благодарен. Вы мне жизнь спасли. И товарищу капитану я благодарен. Когда на меня волк в тайге напал, товарищ капитан меня спас. Он вам не рассказывал?
— Рассказывал.
— Я этого никогда не забуду.