Анфиса облегченно вздохнула и прошла в ванную, между прочим заметив, что на кухне стоит полная тишина. Неужели мама Ивана их подслушивала?
Готовила Паулина Андреевна великолепно. Анфиса сразу вспомнила кухарку Тосю, работавшую у них с Сергеем, и сердце ее болезненно сжалось. Только Тося могла угодить капризной хозяйке. Теперь же Анфисе стало стыдно за свое поведение. Ведь Тося старалась и еда всегда была вкусной, а она срывалась и кричала на бедняжку, даже не понимая, что на самом деле выплескивает накопившееся раздражение на мужа.
– Анфиса, – нарушая тишину за столом, заговорила Паулина Андреевна, – как вы познакомились с моим сыном? Вы тоже медик?
– Нет, – ответил за нее Иван.
– Да, – чуть смутившись, поправила Анфиса, и ей показалось, что он посмотрел на нее… с уважением? – Я закончила медицинское училище, но так вышло, что не работала по специальности ни одного дня.
– Почему же, позвольте спросить?
– Мама!
– А что мама? Я не имею права спросить у девушки, где она работает?
– Все нормально, Иван Анатольевич, – он чуть поморщился, и Анфиса тут же поправилась: – Ничего страшного, Иван, это вовсе не тайна. Я вышла замуж, и мой супруг запретил мне работать.
– А разве нельзя совмещать работу и домашние заботы? Сколько у вас детей, Анфиса?
– Мама! Я прошу тебя.
– Иван, перестань меня дергать! – Женщина хлопнула ладошкой по столу. – Ешь борщ, остынет.
– Мы с мужем уже не вместе, – Анфиса не узнавала свой собственный голос, настолько он стал тихим. – Я приняла решение уйти от него.
– Это уже ни в какие рамки! – Мужчина встал из-за стола. – Анфиса, пойдемте в мою комнату, поговорим там.
– Извините. – Анфиса последовала его примеру. – Спасибо, Паулина Андреевна, все было очень вкусно.
– Да вы же почти не притронулись к еде! – удивленно воскликнула та. – Иван, перестань обижаться и сядь обратно за стол. В конце концов, я не сказала ничего такого, за что можно меня осудить. Иван!
Сын был непреклонен, но Анфиса (которая все же в душе осудила его за подобное обращение с родной матерью) пошла за ним как завороженная. Ей так не хватало подобной твердости в Сергее. Она пыталась отыскать в муже хотя бы зачатки чего-то подобного, но довольно скоро поняла, что с этим нужно родиться, и никак иначе. Сережа даже ревновать не умел, прикрываясь пошлыми отговорками: мол, к ревности склонен лишь неуверенный в себе человек.
Анфиса каким-то внутренним, почти звериным чутьем ощущала исходящие от Ивана волны агрессии, которые он сдерживал, не давая вырваться наружу своей животной сущности. И почувствовала она его скрытую сущность не сейчас, когда он отказался подчиниться матери, а много раньше, в тот самый миг, когда впервые после аварии открыла глаза и увидела его перед собой. Анфиса боялась его и одновременно тянулась к нему, как глупый кролик, который идет в пасть удаву.