— Я, право, удивился, — Тимофей сконфузился. — Мне-то казалось, ему только самолюбие и важно, а оно вот как.
— Это ты зря, — без укоризны качнул головой Хикеракли, — на одном самолюбии далеко не уплывёшь. Ты же слышал про кораблик — слышал же? Тебе не понять, и мне не понять, но когда папаша твой вместо тебя себе в сыновья другого назначает, сложно дом вслух любить. А Коля наш Валов молодец. Молодец, что, несмотря ни на какие жизненные фортели, дом из сердца не выкинул и не выкинет. Сильный он, Коля наш Валов.
— Сильный? Вопрос в том, воспримет ли он импульс и преобразует ли его, гм, в момент силы, — неловко пробормотал Тимофей. — Хикеракли, признайся: Колю Валова «коленвалом» обозвать — это даже для тебя безвкусно? Просится ведь.
— Коля Валов? Коленвал? Тимка, мне стыдно стоять с тобой в одном помещении, — Хикеракли постарался выдержать паузу, но долго продлиться ей не удалось — он расхохотался, и посреди обломков полок и столов, которые были отчасти и его собственным детством, хохот этот звучал единственно верной реакцией. — Пятнадцать лет! Я пятнадцать лет его знаю, если не больше, а до сих пор ни разу в голову не приходило! Позор, пепел и позор на мои седины!
Тимофей, искренне, кажется, испугавшийся первой реакции, столь же искренне похвалой был теперь польщён — и это льстило уже самому Хикеракли, ведь, по правде сказать, в безыскусную ловушку его наигранного гнева попадался мало кто. Ну, в общем, не больно-то и хотелось. Ему, Хикеракли, и так жилось хорошо, спасибо-пожалуйста!
Но другого кой-чего хотелось.
Что стало отчётливо понятно, когда посреди этого нелепого и слегка пугающего пепелища Тимофей вдруг улыбнулся.
Глава 30. Худшая ситуация, в которой только может оказаться джентльмен
— Душа моя, прекратите, — шепнул граф Набедренных. — Вы смущаете мой разум. Надеюсь, пока только мой.
Веня глянул из-под чёлки, улыбнулся самым краешком губ и едва заметно, но отчётливо помотал головой. Его радостное упрямство обыкновенно бодрило графа Набедренных, но не прямо же в переполненной аудитории у мистера Фрайда!
Не место это для подобного рода действий — сочинять неведомо какие по счёту воззвания к народу надобно в тиши и уединении.
Да и сам Веня ещё неделю назад был к переполненным аудиториям строг чрезвычайно: морщился на любое стороннее шевеление. Говорил, от бестолково хорошей жизни берётся желание учебное время тратить на не относящуюся к нему чепуху. Мол, кому место в аудитории без препятствий досталось, тот себе и болтовню позволить может, и чтение развлекательное, и даже сладкий сон за спиной соседа — поскольку не ценит имеющегося и ценить не обучен. Граф Набедренных с ним немного спорил, особливо про сон — хотя наличие драгоценного зерна истины в сём подходе вполне признавал. Просто почему бы не поспорить с умным человеком?