Кто-то незнакомый, но любопытный перегнулся со следующего ряда, вклинился беспокойной головой между графом Набедренных и Веней и вполголоса переспросил название труда, на который вроде как сослался мистер Фрайд.
— Увы, ничем не могу помочь — сам пропустил мимо ушей, — ответил Веня раньше, чем граф Набедренных собрался с мыслями. А так хотелось отослать просителя к какой-нибудь несуществующей книге!
— Гм, — тот беспардонно вертел головой в поисках лучшей точки обзора листов, разлёгшихся перед Веней, — пропустили? А со стороны кажется, так старательно пишете…
— Стихи, — пришлось вступиться графу Набедренных.
Проситель сник и отстал, столкнувшись — по всей видимости — с непосильной для его ума задачей.
— В известном отношении вы сказали правду, — ничуть не скрываясь, прокомментировал Веня.
Граф Набедренных не поскупился на умоляющий взор. Право слово, нельзя же так! Уж сколько сам граф Набедренных за свою недолгую жизнь слышал укоров в неосторожности, но тут даже он вынужден был признать: Веня будто желает раскрытия, будто намеренно вызывает на себя подозрения. Не прячет свои черновики на лекциях, не избегает обсуждения сомнительных вопросов в присутствии посторонних, не слушает советов.
Если прибавить к тому неизбежное внимание, на которое провоцирует всякого встречного его в высшей степени примечательная персона, выходит из рук вон плохо.
На нервную слабость граф Набедренных ранее не жаловался, но всему приходит свой черёд.
В первый вечер эпохи листовок душа пела — многие души, целый хор, никакой Филармонии не надо. Особенно оживился хэр Ройш: выпил больше обычного, вместо вина заказал вдруг твирова бальзама — с напёрсток, но всё равно. И трость свою парадную решительно отставил в угол, а всем известно, что когда хэр Ройш с самого утра с тростью, вечером на его общество рассчитывать смысла нет — трость является бессменным атрибутом неких таинственных дел, которые отлагательств не терпят. Графу Набедренных нравилось верить, что хэр Ройш выступает с этой тростью в качестве оружия на портовых боях. Чем не гипотеза?
Хэр Ройш своими затеями фальсификаций вмиг околдовал Золотце, и они настояли на том, чтобы взять комнату, потребовали у кабатчика карту Петерберга — нависли, сталкиваясь головами, и всю промочили, вдумчиво расставляя пивные кружки, винные бокалы и стопки с бальзамом. Спорили о порядке и очерёдности вспышек гражданского недовольства на улицах, а на замечание графа Набедренных о том, что недовольство всё ж таки должно быть непредсказуемо, как эпидемия, в один голос ответили: «Контролируемая».