Затем Аврам, углубляясь в даль времен, устремлялся к корням генеалогического древа рода Шошаны.
— Видите ли, — начинал он, — моя жена, не в пример мне, простая женщина из деревни Малые Броды, неподалеку от Голяков. Что такое брод вы знаете. Это место, куда ты можешь поставить ногу и не утонуть! Хотите верьте, хотите нет — летом после хорошего ливня в Малых Бродах люди не выходили из дома по несколько дней даже по нужде. Все терпели. Спрашивается, почему? — Аврам лукаво смотрел на гостя, — и, не дожидаясь ответа, торжествующе хлопал ладонью по столу. — Потому что земля такая! Чистый чернозем! Козы и телята стояли сутками в грязи как вкопанные. Дорогу развозило так, что телеги вязли по ступицу. А лужи! Они никогда не высыхали! Утки и гуси плескались в них как в пруду с весны до осени. Не то, что здесь. Через час после ливня курице негде напиться. — Он пренебрежительно кивал в сторону окна, где простирался крохотный клочок нещедрой литовской земли, засаженной кустами крыжовника и красной смородины. — Тут они называют это ягодой, — горестно восклицал Аврам. — Вы бы видели, какие в Голяках ягоды! С кулак! А какие сады! Люди летом боялись проходить под деревом!
Иногда дед мне заговорщицки подмигивал. Мол, не пропусти момент как этот йолд сейчас проглотит очередной локш (лапшу), что в переводе с нашего домашнего языка на общепринятый означало — сейчас я этого простофилю опять поймаю на удочку.
Но все это были цветочки. Главное начиналось после первой рюмки. Тут уж деду не было удержу. Он начисто терял врожденное еврейское чувство самосохранения.
— Моя жена — урожденная Шафран. Вы знаете, откуда взялась эта фамилия? — Аврам на миг замирал, а потом горестно качал головой. — Ее прадеда зашибло яблоком. — И он сочувственно кивал в сторону жены. — По дурости примостился под шафраном. Мой покойный тесть говорил, что ствол был в два обхвата. Целовался с деревенской девкой. То ли Гапкой, то ли Христей. Разве в такую минуту мужчина может думать об опасности? И вдруг… — Дед округлял сияющие небесно-голубые глаза. — Бах! Нет! Не наповал. Но всю охоту к этому делу отбило. А возьмите, к примеру, мою покойную тещу. Ее папашу звали Меир-Галоша. Он жил в Больших Бродах, а невеста была из Малых. И вот приехал летом свататься. Часы на цепочке, сапоги с галошами — все как положено. А тут ливень!
Аврам бросал пронзительный взгляд на Шошану, которая обычно сидела молча, с безучастным лицом. Домашние, знали об ее исключительной способности дремать с полуоткрытыми глазами. На посторонних же она производила впечатление глубоко задумавшегося человека.