Под камнем открылся родник – довольно глубокая яма, а от бьющих снизу струй трепетал и взвивался облачком золотой песок на дне. Вода стала быстро подниматься, вот первая волна плеснула через край ямы, образовался поток, устремившийся прочь по дну лощины. И вот уже бодрый ручеек бежит по траве, смывая пепел, осваивая дорогу туда, куда текут все реки на свете.
Лютава наклонилась над водой, погрузила в нее руки, умыла лицо, опаленное небесным пламенем. Было чувство, будто она с самой себя сняла наконец тяготевшее много лет проклятие.
– Ну, вот, князь Бранемер, – с облегчением произнесла она. – Вот и закончилась твоя беда. Теперь ступай к твоей жене, и года не пройдет, как родит она тебе дитя – да такое, что износу ему не будет…
Она смотрела в воду, вглядывалась в игру песчинок на дне, будто надеясь увидеть там Бранемера… или его будущего сына… или своего…
И вдруг ей действительно привиделось лицо, но это была женщина! Лютава вгляделась, ниже наклонилась над водой. Лицо не исчезло – напротив, оно стало яснее, на губах появилась улыбка. Из каких-то далеких глубин судьбы ей улыбалась княгиня Велезора, ее мать.
* * *
Князь Бранемер проснулся среди ночи, разбуженный стуком собственного сердца. Он снова увидел во сне белый камень – но теперь тот лежал не на прежнем месте, а в стороне, освободив родник, из которого вытекал ручей, убегая по логу. Над водой сидела дева-удельница, снова вся в белом, с распущенными волосами, такими же длинными и густыми, как струи воды у ее колен. Вот она подняла лицо – это была не та женщина, что в прошлый раз. Теперь дева-удельница имела лицо княжны Лютавы.
– Ступай к своей жене, князь Бранемер, – сказала она. – Скоро родится у тебя дитя, и износу ему не будет…
А потом подняла руку и плеснула на него водой из родника. Он чувствовал, как прохладные капли обильно стекают с волос на лицо, падают на грудь; наверное, такое же облегчение всем своим существом чувствует дерево, когда после мучительно долгой засухи его впервые орошают капли дождя.
Он очнулся, томимый мучительным желанием; казалось, те струи чудесного родника текут в его крови, наполняя неведомой ранее жизнью. Вспомнилась Лютава, но тут же он сообразил, что она – в святилище и он не сможет ее увидеть ранее чем через пять месяцев. Но рядом с ним спала Миловзора, его любимая жена, которую он лишь по необходимости собирался заменить на другую. Теперь ему стало совершенно ясно, что жена-то ни в чем не виновата, что порча была на нем самом. Но теперь она снята! И даже пусть это всего лишь счастливый сон – Бранемер дрожал от волнения, будто жених после свадьбы, и спящая рядом женщина снова казалась такой же прекрасной и желанной, как двенадцать лет назад, когда ее привезли сюда под белым покрывалом невесты.