— Что? — простонал инспектор.
— Выпивку.
Эллери побежал на кухню. Инспектор устало откинулся в кресле. Он вздрогнул и открыл глаза, когда его сын пронесся мимо него к бару в углу.
— Да, сэр, меня подвело одновременное мышление, — продолжал Эллери, вынимая из ниши стальной молоток для льда и тут же ударив им по большому пальцу. — Черт! — Он более тщательно нацелился на обернутые в полотно кубики льда. — Не хочу говорить высокопарно, папа, но иногда я чувствовал, что образую в некотором роде естественное равновесие…
— Что-что?
— Ну, что я существовал потому, что существовали преступники определенного рода. Я делал свое дело, потому что такой преступник делал свое. Он был… — Эллери помедлил, — он был игроком на другой стороне.
— На другой стороне? — Инспектор облизнул губы, наблюдая за сыном, хлопочущим возле бара.
— Да. Я утратил способность писать, потому что игрока на другой стороне больше не существует. — Эллери прищурился, глядя на бутылочную этикетку. — Время смело его прочь и меня вместе с ним. Я имею в виду, прежнего меня. Ты понимаешь, о чем я?
— Нет, — буркнул инспектор, — но продолжай.
— Закон, на страже которого ты стоишь, папа, теперь располагает арсеналом средств, достойным любого чародея. Одна пылинка — и тебе известны вес, рост, привычки и образование преступника. Полицейская наука сегодня занята тем, что делает необычное обычным — широко внедряет моментальную связь, электронные приборы для подслушивания, консультации светил психиатрии, картотеки с отпечатками пальцев людей, еще не совершивших никакого преступления… — Он протянул отцу стакан с долгожданной выпивкой, которую тот проглотил залпом. — Даже на телевидении все чудеса совершаются при помощи дозиметров, полиграфов и тому подобных приборов, которые умудряются правильно использовать. — Эллери опустился на диван со стаканом в руке. — Какой же шанс остается мне с моими старомодными чудесами? В реальном мире все стало настолько чудесным, что для них уже нет места. Я не могу быть умнее бинарного компьютера или обыграть в шахматы электронного противника. Твое здоровье!
Он выпил, и старик выпил тоже, не сводя обеспокоенного взгляда с лица сына.
Эллери поставил стакан на кофейный столик.
— Но теперь, зная причину творческого истощения, я также знаю, что с этим делать.
— Знаешь?
— Да.
— И что же?
— Я больше не буду заниматься делами — ни моими, ни твоими, ничьими. С расследованием преступлений покончено. Теперь я буду черпать сюжеты для книг только отсюда. — Он постучал по своему лбу. — Это должно быть нечто совершенно новое — не знаю, что именно, но оно придет.