— Ну что ж. Я не собираюсь таиться. Ошибся я. В советской власти ошибся... Может, мне нельзя даже простить. К немцам пошел сам. В тридцать восьмом меня арестовали. Считаю, что несправедливо. Выпустили, но дорогу закрыли. Не сумел перебороть злость. Многого не понимал. Даже одного окруженца застрелил. Мои руки в крови. Вот и все...
Бондарь смотрит на Якубовского, на остальных. Те сидят опустив глаза. Им, как и ему самому, наверно, еще не приходилось иметь дела с такими, как этот заместитель бургомистра.
— Значит, осознали свою вину? — спрашивает Бондарь.
— Осознал. Сволочи всюду есть. При всякой власти.
Лубан говорит прерывисто, тяжело дышит, на его лбу выступает пот. Нервно теребит пальцами шапку. Пальцы шершавые, почти без ногтей.
— Окруженца за что расстреляли?
— Показалось, из тех самых. Сказал, что идет из тюрьмы. Справку под нос тыкал. А сам две гимнастерки натянул. Не расспрашивайте про окруженца. За него сто немцев положу. Верьте слову. Ненавижу фашистов!..
— Давно стали ненавидеть?
— С прошлого лета. Понял, что пришли уничтожить наш народ. Когда стали жечь деревни вместе с людьми, расстреливать семьи... Не находил места. Не знал, куда податься. Для партизан был врагом.
— К вам от партизан никто не приходил?
Лубан встрепенулся, посмотрел в глаза Бондарю.
— Прошлым летом была женщина из Нехамовой Слободы. Будто от десантников. Сначала думал — провокация, потом едва от полиции ее спас. С того дня легче стало. Думать стал об уходе к партизанам.
— Почему не установили с партизанами связь?
— Не пришлось. Вы не думайте, — Лубан вдруг заволновался, — мы не впятером собирались бежать. Намечали всю полицию под удар подставить. Там, в местечке, оружие спрятано — винтовки, пулеметы — можно проверить. Сорвалось. Одного сцапали. Потому и кинулись к вам.
Партизаны переглянулись. На Лубана смотрели уже более приязненно. Всем нравится, что говорит честно, не таясь.
— Семья в местечке? — спрашивает Бондарь.
— В местечке. — Лубан опускает голову. — Моя и Адамчука старшие дочки на Подляшине. На хуторе. Спрятали у одного человека. Не знали, как нас примете.
Бондарь встает.
— В партизаны вас принимаем, товарищ Лубан. Хотя амнистии не объявляем. Оружие получите сегодня. Остальное зависит от вас.
Следующим вызывают Годуна.