– Ты спрашиваешь меня о риске? Да половина страниц книги ставок заполнена нашими пари. – Хавьер присел на край стола. – Если мне есть, что терять, то мне есть, и что поставить на кон.
Хавьер попал по больному месту. При упоминании о его финансовой несостоятельности Локвуд поморщился.
– Тебе есть, что поставить, кузен, но хватит ли решимости? Ты ведь не хочешь ставить на мисс Оливер. А я хочу.
Локвуд небрежно толкнул книгу к Хавьеру.
– На, читай. Может, что интересное узнаешь.
И с этими словами маркиз вышел, оставив Хавьера наедине со своими мыслями.
Вернее, с одной-единственной мыслью. Он наконец понял, что, или, вернее сказать, кто для него важнее всего на свете. И теперь ему предстоит лишиться самого главного и самого ценного, что у него есть.
Хавьер не переживал из-за титула. Он не мог его лишиться, как бы Локвуд ни старался, не мог лишить его титула. Хавьер родился в законном браке, и граф, муж его матери, не пытался оспорить свое отцовство. А слухи к делу не пришьешь.
Но при этом все было далеко не так уж безобидно. Репутация Хавьера была подобна карточному домику, и даже легкого ветерка хватит, чтобы она развалилась. На сегодняшний день он слыл повесой, но при этом пользовался уважением. Если Хавьер утратит уважение, то канут в Лету все его полезные связи. Респектабельные знакомые либо порвут с ним, либо он утащит их за собой на дно.
Хавьер тяжело опустился на свой «гаремный» стул с мягким плюшевым сиденьем. Сколько изобретательности он проявлял, придумывая очередное пари, так почему же сейчас на ум ему не приходило ничего, кроме одной-единственной мысли?
Ради благополучия Луизы он поставит на кон свою репутацию. А потом…
А потом она уедет, а что будет с ним, уже не важно.
Глава двадцать вторая,
содержащая несколько ложных и несколько истинных утверждений
– Спасибо, что согласились встретиться со мной, леди Ирвинг.
Тетя Луизы сидела напротив него за столом в кабинете. В последние дни стены этого кабинета стали свидетелями столького числа драматических сцен, сколько их не разыгрывалось за несколько последних десятилетий.
Хавьер набрал полные легкие воздуха, после чего заявил:
– Я должен сделать признание.
– Да? – Графиня выгнула брови. Цветастый тюрбан плохо гармонировал с ярко-синим платьем, украшенным кружевами и рюшами, но это никак не умаляло ее царственного достоинства. Для Хавьера так и осталось загадкой: то ли графиня страдает полным отсутствием вкуса, то ли нарочно эпатирует публику.
Выражение номер пять, издевательская насмешка, подойдет лучше всего, потому что ничего оскорбительнее для собеседника не придумаешь.