Во-первых, он только что услышал критику в свой адрес от тех, чье аморальное поведение не выдерживало никакой критики.
Во-вторых, хотя ничего хорошего о Луизе ими сказано не было, из услышанного напрашивался вывод о том, что они не считают ее причастной к скандалу.
Иными словами, граф добился желаемого. Ему бы никогда не удалось восстановить репутацию Луизы, не принеся в жертву собственную. Это уменьшало его шансы на то, что мисс Оливер будет когда-нибудь ему принадлежать, но… она сможет выйти за другого и идти по жизни дальше, не замарав себя недолгим знакомством с графом.
По всем меркам, Хавьеру следовало бы поздравить себя с тем, что он, едва ли не впервые в жизни, поступил благородно, по-джентльменски. Так почему у него на душе кошки скребут? Почему он чувствует себя так, словно сердце горит в адском огне, а тело превратилось в лед? И нет в мире таких слов, будь то стихи или проза, чтобы описать его страдания. Голова была словно чан, заполненный копошащимися змеями.
Но если бы он мог повернуть время вспять, то поступил бы ровно так, как поступил. Потому что Луиза стоила его мучений. Луиза – его возлюбленная, которую он никогда прилюдно не сможет назвать своей любимой.
Продолжить раздумья Хавьеру помешал Локвуд. Он спрыгнул со своего импровизированного помоста, продолжая размахивать рукой в ритм марша. И тут же миссис Протероу, задрав юбки, влезла на освободившийся стул.
Маркиз подошел к графу и облокотился о подставку, на которой стояла китайская ваза. Хрупкое изделие тревожно задребезжало.
– Кузен, похоже, жизнь тебя потрепала.
Если бы Локвуд знал, как сильно потрепала его жизнь.
– Заметно? – стараясь не выдать голосом терзавших его эмоций, спросил граф. – Виноват, исправлюсь.
Хавьер заметил в собственном голосе некоторую нервозность, но вряд ли Локвуд расслышал что-то подозрительное в таком гвалте.
– Не ожидал от тебя, кузен, такой прыти, – сказал Локвуд. – Ты и вправду… – Он приблизился к Хавьеру вплотную, и его лицо превратилось в размытое пятно.
– Ты ведь и сам знаешь ответ на свой вопрос, так зачем спрашивать. – Шейный платок едва ли можно сравнить с броней, но сейчас, когда он свободно болтался на шее, Хавьер чувствовал себя так, словно подставлял врагу самую уязвимую часть своего тела. Один взмах ножа – и ты не жилец.
Проклятье! Он должен был видеть лицо Локвуда. Он должен был знать, все ли идет по плану или возникли неожиданные затруднения. Хавьер достал из кармана лорнет, и шпильки синьоры рассыпались по полу дождем мелких, но неотвратимых улик его грязного поступка.