Петр фыркнул.
– Но сейчас же не война… Пора уже жить по-другому.
Отец покачал головой.
– Это вы будете жить по-другому, ваше поколение, – сказал он. – А наше будет доживать век со своей болью… Война нас морально искалечила, понимаешь? По сути, все мы после нее остались духовными инвалидами. Ну, попробуй переделать сейчас нас в других – не получится! Зло ведь всегда оставляет свой след…
– Но без зла человек не мог бы познать добро… – произнесла Лиза. – Это Достоевский в «Братьях Карамазовых» так сказал.
– Вот именно, – говорит Владимир Иванович. – Так что люди должны простить друг другу все их прежние грехи. А еще…
– Прежние грехи – да, но не теперешние, – перебил его Петр.
Мария Павловна, отложив в сторону вилку, которой она ела картофельное пюре, неожиданно вздохнула.
– Простить легче, чем забыть, – проговорила она.
– Однако людям свойственно прощать… – заметил муж. – Они даже такому злодею, как Иван Грозный, смогли все простить.
Мария Павловна покачала головой.
– Они не простили – просто не хотели все время думать о плохом… Если хотите, плевать в свою историю из-за опасения, что когда-то после их смерти и в них полетят плевки… – произнесла она.
После этих слов в доме воцарилась тишина, и только слышно было, как Нинь-и, легко ступая по паркету, спешила на кухню, чтобы подогреть для Лизы чай.
– Так мы едем или не едем? – даже не притронувшись к еде, спросила Лиза.
– Какой вопрос? Ну, конечно же едем, – ответил Владимир Иванович. – А кто не хочет, тот пусть остается дома.
– Ладно уж, я согласен, – сдался Петр, который целый год мечтал о том, чтобы вновь оказаться за городом в компании своих разбитных дружков.
– Ну а ты, мать?.. Ты что молчишь? – допытывался Владимир Иванович у жены.
Та как-то вымученно взглянула на мужа и повела плечом.
– Я соглашусь лишь в том случае, если ротмистр не станет навязывать нам своего общества. Только отвезет нас на место – и все, – заявила она. – Иначе я ни за что не поеду.
От этих слов у Лизы сжалось сердце. Выходит, Сергей Федорович напрасно лелеет надежду хотя бы денька на два-три сбежать из города, чтобы понаслаждаться природой? Как же ей будет не хватать его присутствия! А ведь она уже вообразила себе, как они будут бродить с ним по заснеженному лесу и говорить, говорить, говорить… О чем? Да обо всем на свете. Только бы он больше… Вспомнив о том, как Шатуров в ту памятную для нее ночь, ведомый бешеной страстью, стал прямо на глазах у прохожих осыпать ее поцелуями, она вдруг покраснела. Тем не менее на сей раз она почему-то не испытала прежнего чувства протеста. Напротив, случись ей сейчас вновь оказаться в цепких руках ротмистра, она бы не стала вырываться и убегать от него. Увы, ротмистр, скорее всего, уже не осмелится повторить свой подвиг, потому как, явившись после праздника на службу, он первым делом извинился перед ней за свой, как он выразился, омерзительный поступок и при этом пообещал впредь вести себя прилично.