— Думаешь, они не знают? — Я в этом сомневалась. — Мне кажется, они-то знают, просто хотели выяснить, знаю ли это я.
— Во-о-от, видишь, какие они скрытные! — Мое альтер эго было трудно обескуражить. — Все знают — и молчат! Думаешь, такие люди способны на тонкие душевные порывы?
— Тонкий душевный порыв — это рассказать бабе, что ее злые слова убили насмерть мужика? — максимально упростила я.
— Думаешь, ей это было бы неинтересно и маловажно?
— Почему же…
Я восстановила в памяти образ стервозной садистки, который сложился у меня в процессе знакомства с письмом, — этой гадкой бабе самоубийство отвергнутого поклонника могло только польстить.
С другой стороны, я могла ошибаться. Если дамочка не злая ведьма, а обыкновенная истеричная дура, такой финал ее шокирует.
Так, может, надо рассказать ей, чтобы впредь неповадно было посылать мужиков так далеко — аж на тот свет?
— Точно! Ты непременно должна это сделать! — воодушевился внутренний голос. — Тем более что именно ты последняя, кого бедняга видел перед смертью!
— Но я же…
— Понимаю, понимаю, ты не знаешь ни имени этой женщины, ни ее адреса или телефона, но этой информацией должен располагать Рюрикович, который принимал заказ! — Альтер эго мощным потоком слов смело мои робкие возражения.
Я посмотрела в окно. Погода была так себе — нормальная сочинская демисезонная: плюс тринадцать, облачно и ветрено.
Почему бы мне не подышать свежим воздухом?
— По дороге к офису свежего воздуха — завались! — поддержал мое намерение внутренний голос.
И добавил аргумент, который решил дело:
— Заодно отдашь Рюриковичу расписку в получении письма, и он расплатится с тобой за выполненную работу!
Я смекнула, что эти деньги — мой единственный реальный шанс питаться в ближайшие дни еще чем-нибудь, кроме пустой овсянки, и без промедления полезла в шкаф за чистой одеждой.
То, в чем я явилась домой вчера, откисало в тазике с мыльной водой, и у меня пока не было уверенности, что все вещи удастся спасти. Перспектива обновления гардероба нависла надо мной как дамоклов меч: денег на шопинг у меня не имелось вовсе.
— Будешь шить платья из занавесок, как Скарлетт О’Хара, — предложил выход внутренний голос.
Я покривилась. Велюровые шторы в моей съемной квартире — это богатая летопись старинного семейства моли, каждое из поколений которого оставило свой след в истории проплешинами и дырами. Я эти кулисы судьбы стараюсь лишний раз не трогать — боюсь порвать на лоскуты.
Воображая, как волшебно я буду выглядеть в самодельных велюрово-кружевных штанах и романтичной блузке из пожелтевшего тюля, я оделась к выходу. О, ничего такого винтажного, просто самые обычные джинсы и толстовка.