Легкая улыбка.
– Ты разбиваешь мне сердце.
– Мне жаль, миссис Либ.
– Тогда поешь! Пожалуйста. Ну хотя бы глоток. Ложечку. Умоляю тебя.
У Анны был серьезный непроницаемый взгляд.
– Прошу тебя! Ради меня. Ради всех, кто…
Китти позвала от двери:
– Это мистер Таддеус.
Либ вскочила на ноги.
Заметно было, что священнику жарко и неуютно в черном облачении. Неужели Либ удалось разбудить его совесть на вчерашнем собрании? Здороваясь с Анной, он, по обыкновению, приподнял уголки губ, но глаза его оставались печальными.
Либ поборола в себе неприязнь к этому человеку. В конце концов, если кто-то и мог убедить Анну в ошибочности ее верования, то, по логике, это был ее духовник.
– Анна, хочешь поговорить с мистером Таддеусом наедине?
Еле заметное покачивание головой.
За его спиной маячили О’Доннеллы.
Священник понял намек Либ:
– Хочешь исповедаться, дитя?
– Не сейчас.
Розалин О’Доннелл сжала узловатые пальцы:
– Ну скажите, какие грехи мог совершить этот лежащий перед вами херувим?
«Ты боишься, что она расскажет ему про „манну“, – сказала себе Либ. – Чудовище!»
– Тогда споем гимн? – предложил мистер Таддеус.
– Хорошая мысль, – потирая подбородок, проговорил Малахия О’Доннелл.
– Чудесно! – выдохнула Анна.
Либ предложила стакан воды, но девочка покачала головой.
Китти тоже робко подошла. Шесть человек заполнили комнатушку до отказа.
Розалин О’Доннелл начала стих:
Из земли изгнания
К тебе взываю я,
Мать моя Мария,
Взгляни же на меня.
«Почему Ирландия – земля изгнания?» – недоумевала Либ.
Остальные подхватили – муж, горничная, священник, даже Анна из постели:
Взгляни же на меня,
Жалея и любя.
К Тебе сейчас взывает
Твое дитя.
В душе Либ закипало возмущение. «Нет, это твоему ребенку нужна сейчас твоя помощь», – мысленно обратилась она к Розалин О’Доннелл.
Следующий стих удивительно приятным альтом пропела Китти, и складки на ее лице разгладились.
В печали и тьме
Будь рядом со мной,
Мой свет и спасенье,
Мой страж и покой.
Пусть всюду силки окружают меня,
Без страха взираю на мир я.
Пусть слаб я,
Меня не оставит Мария.
Теперь Либ поняла: вся земля – это страна изгнания. Любой интерес, любая радость, которые предлагает жизнь, с презрением расценивались как силки для души, нацеленной на небеса.
Но силки есть и здесь. Хижина, стены которой скреплены навозом и кровью, шерстью и молоком, – ловушка, удерживающая и калечащая маленькую девочку.
– Благословляю тебя, дитя мое, – обратился мистер Таддеус к Анне. – Загляну к тебе завтра.
И это все, что он мог сделать? Гимн, благословение – и он ушел восвояси?
О’Доннеллы и Китти гуськом вышли вслед за пастором.