Многие заулыбались, а мистер Лоусон, так тот не выдержал и расхохотался.
Но Том продолжал как ни в чем не бывало и рассказал, как мы пошли по следу в дом с привидениями, как он пробрался туда, и стал подслушивать, и услыхал разговор убийц, но их самих не видел.
— Не видели?
— Нет, сэр. — И объяснил почему.
— Может быть, вы их услышали в своем воображении? — сказал мистер Лоусон и рассмеялся. В зале тоже многие засмеялись, а один парень, который сидел недалеко от меня, сказал другу: «Лучше бы он пораньше остановился, пока не начал завираться». А тот в ответ: «Да, Том совсем запутался».
— Продолжайте, — говорит судья. — Расскажите, что вы слышали.
— Вот как все было. Один метался и рычал, а другой стонал. А потом первый, тот, что рычал, говорит вполголоса: «Замолчи ты, старый нюня, дай человеку поспать немножко». Тот, который стонал, отвечает: «Если бы у тебя нога так же болела, ты бы еще не так разнюнился, и вообще это ты во всем виноват; когда пришел Брэдиш и увидал, что мы собираемся бежать, надо было помочь мне, а не мешать; тогда бы я проломил ему башку прямо там, в пристройке, а не снаружи. Он бы и пикнуть не успел, и никто бы не подоспел на помощь, и не пришлось бы нам бежать напрямик, и нога моя была бы цела, и не лежали бы мы здесь, дрожа от страха, что нас вот-вот схватят. А ты на меня рычишь, нюней обзываешь — видать, нет у тебя ни сердца, ни христианских чувств, ни хорошего воспитания». Первый ему в ответ: «Это все из-за тебя — опоздал часа на три, а то и на четыре, да еще и явился, как всегда, пьяный». — «Вовсе не пьяный — я заблудился, такое со всяким может случиться». — «Ладно, — говорит первый, — будь по-твоему, только заткнись и сиди тихо. Можешь сочинять свое последнее слово — пригодится, когда пойдешь на виселицу. Вот и меня повесят — и поделом, нечего было связываться с таким болваном». Другой начал было снова жаловаться на ногу, а первый и говорит: если сейчас же не заткнешься, я тебе ее оторву и повяжу вокруг головы. Потом они угомонились, и я ушел.
Когда Том закончил, стояла мертвая тишина — так всегда бывает, когда слушают и не верят, и стыдно за того, кто говорил. Жалостливая такая тишина. Наконец судья откашлялся и спрашивает сурово:
— Если это правда, то почему вы не пошли сразу к шерифу и не рассказали ему? Чем это объяснить?
Том уставился в пол и теребил верхнюю пуговицу. Я-то знал, что это для него уже слишком. Разве мог он сказать, что не пошел к шерифу потому, что хотел сам расследовать убийство, как настоящий сыщик, и прославиться? А чтобы славы было еще больше, устроил так, что подозрение пало на Джима, да еще и придумал для него мотив и стал рассказывать о нем при мистере Лоусоне — и получилось, что он по собственной глупости упустил убийц, и теперь из-за него Джима повесят вместо них? Да не мог Том сказать такое. Все уставились на него, а он стоял и теребил пуговицу. Судья подождал немного и еще раз спросил, почему Том не пошел к шерифу. У Тома слезы на глазах, он сглотнул раз, другой и говорит еле слышно: