Каждый день была новая пытка. Каждый день нужно было повиноваться и выполнять все их указания. Встречаться с дилерами и принимать у них товар. Передавать им деньги и снова возвращаться в дом под названием «чистилище». Где тебя ждали не ласка и похвала... Там ждали боль и страдания.
Неповиновение каралось жестоко. Нас избивали. Зверски. Выбивали все дерьмо, так что лежа на мокром полу подвала ты не чувствовал своего тела. Только кровь, металлический привкус которой, я запомнил на всю жизнь.
Эта была не жизнь, а лишь жалкое её подобие. Существование среди грязи и нищеты. Все кости в моем теле были переломаны десятки раз. И как я оставался живым по сей день, для меня было загадкой. Ребенок просто не мог выдержать этого, но я справился...
Я как сейчас помнил широко распахнутые зеленые глаза своей маленькой сестренки - Хэйли. Она была младше меня на одиннадцать лет. Совсем еще ребенок, но столько повидавший в своей жизни, что можно было бы снять триллер на основе реальных событий.
Я помнил, как один раз отец сломал её руку за то, что малышка потратила один, чертов доллар, на конфету, а не на очередную дозу. Я набросился на него желая разорвать его на куски. Получил несколько сломанных ребер и сотрясение мозга. Только все это мы узнавали не от врачей. Мы их никогда не видели. «Зализывали» свои раны как собаки. Но со временем, мы могли сами определить, какая кость сломана, только лишь испытывая адскую боль. Оказывали друг другу первую помощь. Накладывали повязки, шины. Все что, так или иначе, могло помочь. Единственной радостью было наличие таблеток адвила. Родителям не нравилось спать, когда они слышали плачь или болезненные стоны. За это нас тоже могли наказать... Иногда у нас получалось выбраться из дома незамеченными и тогда мы просто притворялись бродяжками, обращались в больницу за помощью.
Я помнил каждую слезу Хэйли и каждый болезненный крик. Они впитались глубоко в мою душу, не давая шанса на освобождение. Я знал, что рано или поздно все это закончится, надеялся на это с каждым днем все больше. Хотел нормальной жизни для моей малышки, которой нас лишило это отродье. Я думал о том, как она пойдет первый раз в школу и представлял её улыбку. Которой никогда не видел. Это была пытка и в ней мы были самыми близкими друг другу людьми. Заботились. Старались выжить...
Мы не умели улыбаться, просто не знали, как это делать и для чего. Все вокруг нас было слишком мерзким. Серым и безжизненным.
Уже тогда я ненавидел: людей, себя, за то, что не мог дать отпор – был слишком слаб, чтобы противостоять. Каждое постороннее прикосновение воспринималось как удар, за которым незамедлительно последует разрывная боль. Именно поэтому, как только я оказался в приюте, стал одиночкой. Не мог вынести присутствия кого-либо рядом. Я остался один.