— Она будет воду, — распоряжается Уильям. — И как обычно для меня, — ни пожалуйста, ни спасибо тебе. — Рекомендую ризотто, — улыбается мне мужчина напротив.
— Я не голодна, — желудок сжался в узел, коктейль нервов и злости. Я, наверное, не смогу есть.
— Ты на грани истощения, Оливия. Прошу, доставь мне удовольствие наблюдать, как ты ешь потрясающую еду.
— Мне хватает бабушки, зудящей по поводу моего веса. Твои занудства мне не нужны, — я кладу на стол меню и беру только что наполненный водой стакан.
— Как поживает неподражаемая Жозефина? — принимая от официанта бокал с темной жидкостью, спрашивает он.
Она не была такой неподражаемой, когда Уильям отослал меня обратно к ней. Я пару раз упоминала о ней во времена своих безрассудных припадков, но была слишком ослеплена поисками прошлого, чтобы вдаваться в подробности их знакомства.
— Ты знал ее? — ну вот, теперь я снова любопытничаю, а я ненавижу быть любопытной.
Он смеется, и этот звук приятен — ровный и светлый.
— Я никогда ее не забуду. Она всегда звонила в первую очередь мне, когда Грейси выделывала этот свой трюк с исчезновением.
При упоминании имени моей матери желчь разливается внутри, но услышав про бабушку, внутри я улыбаюсь. Она бесстрашная, ни капли никого не боится, и я точно знаю, Уильям не стал бы исключением. Его изумленный тон в разговоре о Нан тому подтверждение.
— Она в порядке, — отвечаю я.
— Все такая же пылкая? — спрашивает он с легкой улыбкой на губах.
— Больше, чем когда-либо, — отвечаю я. — Но ей не было так же хорошо, когда ты привез меня домой в ту ночь семь лет назад.
— Знаю, — понимающе кивает он. — Ты была нужна ей.
Сожаление накатывает, и я рассыпаюсь под его тяжестью; хотела бы я изменить свою реакцию на мамин дневник и бабушкино горе.
— Мы через это прошли. И она по-прежнему сильная.
Он улыбается. Открыто.
— Никто никогда не заставлял меня дрожать от страха, Оливия. Только твоя бабушка. — Мысль о Уильяме, дрожащем от страха, просто нелепа. — Но глубоко внутри она понимала, что я был не в силах контролировать Грейси больше, чем она или твой дедушка.
Уильям откидывается на спинку стула и заказывает два ризотто, как только официант появляется у столика.
— Почему? — спрашиваю я, как только официант вновь убегает. Вопрос, который мне следовало задать годы тому. Тогда мне стоило задать много вопросов.
— Почему что?
— Почему моя мама была такой? Почему ее нельзя было контролировать?
Уильям заметно ерзает на стуле, явно ощутив от моего вопроса дискомфорт, и взгляд серых глаз избегает меня.
— Я старался, Оливия.