— Это так типично для его отца: использовать подобную ситуацию против него.
Меня снова начинает снедать любопытство.
— Ты когда-нибудь его видела? Его отца?
Я знаю, что он живёт около США, но никогда его не видела. И Сент-Клер, конечно, не хранит его изображение в рамочке.
— Да, — осторожно говорит она. — Видела.
— И?
— Он был... милым.
— МИЛЫМ? Как он может быть милым? Этот мужчина — монстр!
— Я знаю, знаю, но у него... безупречные манеры. Много улыбается. Такой солидный. — Она внезапно меняет тему. — Думаешь, Джош оказывает плохое влияние на Сент-Клера?
— Джош? Нет. Ну, возможно. Я не знаю. Нет.
Я качаю головой. Очередь продвигается на дюйм. Мы вскоре увидим витрину. Я уже различаю золотистое яблоко тарт татен>2. Край глянцевого шоколадно-малинового гато.
Сначала еда казалась слишком искушённой для моих вкусов, но три месяца во Франции, и я понимаю, почему французы славятся своей кухней. Едой здесь наслаждаются. Обед в ресторане измеряется часами, а не минутами. Так не похоже на Америку. Парижане ходят на рынки каждый день за свежими фруктами и овощами и часто посещают специализированные магазины сыров, рыбы, мяса, домашней птицы и вин. И кондитерские.
Больше всего я люблю кондитерские.
— Просто, кажется, Джош говорит ему, что нормально забить на школу, — давит Мер. — Я чувствую себя плохим полицейским. «Вставай. Пора в школу. Делай домашнюю работу». Понимаешь? А Джош просто: «Фиг с ним, дружище. Забудь».
— Да, но я не думаю, что он говорит Сент-Клеру забить на школу. Он просто понимает, что Сент-Клеру сейчас не до этого.
Но мне немного неприятно. Хотелось бы, чтобы Джош оказывал поддержку более ободрительным способом.
Мер хочет заспорить, но я её перебиваю:
— Как футбол?
— Футбол, — сладко произносит она, и её лицо начинает светиться. Мередит присоединилась к местной девчачьей команде в прошлом месяце и тренируется почти каждый день. Она грузит меня своими последними приключениями на футбольных тренировках, пока мы доходим до витрины. Она мерцает аккуратными рядами квадратных тартов с цукатами; бисквитов, раздувающихся от расплавленного шоколада; карамельных эклеров, напоминающих пуанты; и красными фруктовыми пирогами с дикой земляникой, украшенной рассыпчатым сахаром.
И ещё макарон.
Ряд за рядом макарон всех цветов и вкусов. Изумрудно-зелёные, розово-красные и солнечно-жёлтые. Пока Мер мучается с выбором, я беру шесть.
Розовый. Черносмородиновый. Оранжевый. Инжирный. Фисташковый. Фиолетовый.
Но затем я замечаю пралине с корицей и лесным орехом, и хочу умереть на месте. Сползти по прилавку, запустить пальцы в их тонкие корочки и облизать ароматную начинку, пока я больше не смогу дышать. Я так сильно отвлечена, что только через минуту понимаю, что со мной говорят.