- Угу, - подтвердила устало. Мой Логинов возвращается? Невероятно.
- И хватит валяться, истеричка. Посмотри, что ты натворила, - он всунул мне в руки обрывки постельного белья. - Теперь платить придётся. В тройном размере. Ну-ка, марш на стул! Я убираться буду.
Я интересно проводила время в поисках стула. Почти игра в жмурки. Серёжка мне не помогал. Насвистывая, он ликвидировал следы землетрясения. Разнообразные звуки сыпались, казалось, со всех сторон. Закончив, потребовал:
- Давай, возвращайся.
Я покорно и почти сразу, ориентируясь на его голос, добралась до койки. Села. Он примостился рядом, обнял. Повздыхали успокоено, привыкая к новому для обоих положению. Он тихо предупредил:
- Ты такая всклокоченная - чистый воробышек. Прости, но устоять невозможно. Я тебя сейчас поцелую.
Я забилась в его руках, завертела головой.
- Нет, нет, не надо...
- Почему? - забеспокоился он.
- Это так больно, - мне неловко было признаваться, но и врать не хотелось. - У меня до сих пор нижняя губа болит.
- Чудачка, - он оживился. - Это так сладко! Особенно с тобой. Сейчас сама убедишься, обещаю.
Губы у него по ощущению - сухие, чуть потрескавшиеся, - на вкус - слегка солоноватые, - а поцелуй получался удивительно сладким. Длился он, пока я не начала всерьёз задыхаться. В голове помутилось.
- Ну, теперь спать, - скомандовал этот изверг рода человеческого, сам с трудом отрываясь от моих губ. - Тебе таблетки принять нужно, отдохнуть.
- Нет, - попросила я его, потеряв всякий стыд, одурманенная внезапно проснувшейся во мне чувственностью. - Пожалуйста, поцелуй меня ещё раз. Один разочек, а?
Странно. С Ворониным в памятный вечер было приятно целоваться, но личной потребности не возникло. А с Серёжей... Неутолимая жажда навалилась.
Логинов легко сдался. Без уговоров. Сразу. Мы целовались с ним до самого ужина, благо, никто нашего уединения не нарушал. Сердца наши неистово колотились о грудные клетки, чуть не выпрыгивая, дыхание прерывалось. Вокруг расстилался пустой космос, где не было места никому, кроме нас. Мы благополучно забыли о скором начале дежурства медсестры Юли, о постельном белье, порванном на тряпки, о том, что в любую минуту в палату могли вторгнуться посторонние. Между затяжными, капитально сносящими крышу, лобзаниями, я шепнула:
- Скажи, я красивая? - и ждала в ответ "очень". Воронин недавно заявил, что я стала очень красивой. Мне надо было в его словах удостовериться. Мне требовалось знать, насколько я для Логинова привлекательней Танечки. Получила оскорбительно равнодушное: