— Вот почему ты пропал на три года, — перебила я его,
припоминая прошлое.— А твоя мама сказала, что ты перевёлся в
какую-то закрытую школу в Нью-Йорке.
— Да, только лечить меня было не от чего, — в его голосе
послышалась горечь.
— И что дальше?
— Я вернулся и притворился, что простил Луи за тот случай.
Но я не простил его. Я решил отомстить, ты была для него
слабым местом, он безумно любил тебя. И я нацелился на
наивную девочку, маленькую и такую искреннюю в своих
предпочтениях, — Гарри замолк, пока перед нами расставляли
напитки.
— Я знал, что нравлюсь тебе. Я специально крутился рядом,
заставляя тебя наблюдать за собой, мило краснеть, когда я
рассказывал о своих девушках. Я нашёл твоё письмо, когда был в
твоей комнате совершенно случайно. И решил, что это будет
отличным способом отомстить Луи, — продолжил мужчина, а
внутри меня поднялась волна жалости к самой себе.
Я взяла бокал и сделала большой глоток, который согрел вмиг
заледеневшее сердце. Моя душа захотела испариться. Боль
прошлых лет с новой силой ударила по мне, и я видела сейчас
лицо Гарри сквозь эту невозможно острую пелену.
— Но после того, что я сделал, мне стало паршиво. До меня
дошло слишком поздно, что я урод. Я напился, мы с Луи
подрались, а затем я ещё сильнее напился. Я хотел прийти к тебе
и попросить прощение, но тебя не было в комнате. И я заснул на
твоей постели, а проснулся со склеенным ртом весь в своей
блевотине, — покривился он и поднял на меня голову.
Мои глаза непроизвольно защипало, а в горле образовался
комок, заставляющий издать вздох.
— Я был идиотом, считавшим, что делаю всё правильно. Но я
ошибся, малышка Ливи. Я не хотел тебе причинить тогда боль. Я
хотел унизить Луи, потом я отбил у него Леону, в которую он
был влюблен и распространил слух, что он гей. Мы не общались
долгое время, только год назад решили, что пора принять наше
прошлое. Но себя я простить не могу из-за тебя. Мне даже сейчас
хреново вспоминать это, — он смотрел на меня с жалостью,
отчего я возненавидела его ещё больше, что сжала губы и
отвернулась, смотря в окно.
Над нашим столиком повисла грозовая туча, готова вот-вот
разразиться яркой молнией и оглушающим громом.
Успокойся, — приказывала я себе. — Успокойся!
Но я не могла, хотелось бросить в него чем-то, закричать, ударить. Спросить: «За что? Почему я?». Я сильнее сжала губы,
не дав своей слабости сорваться с губ.
— Малышка, ты когда-нибудь сможешь меня простить за это?
— тихо спросил Гарри, и я повернулась к нему, сжимая всю свою
гордость в кулак.
— Это дело прошлых лет, — спокойно ответила я ему и даже