— Ручкина! Имей совесть. Я тут стараюсь, а ты всех потенциальных кавалеров своей кислой миной отпугиваешь, — Мэнди сделала вид, что крайне недовольна моим поведением. Она так старалась, что даже с Кроу меня познакомить хотела, но потом подумала, что черный цвет и замогильные разговоры сделают мне еще хуже.
Я улыбнулась, посмотрев на подругу. Со дня их первой встречи с Павлом, она изменилась. Безусловно, она не превратилась в ту самую блондинку с конкурса, но видя полный букет эмоций на лице библиотекаря, не узнавшего её на показе, Мэнди стала одеваться чуть более женственно, хотя и выбирая одежду темных тонов, как и прежде. Продолжению разговора не суждено было сбыться, поскольку свет в зале погасили, и, пробираясь сквозь ряды кинолюбителей, к нам протиснулся Паша с мороженным и газировкой в руках, по пути извиняясь перед всем рядом за свою неуклюжесть.
— Ну что же так долго? — Мэнди пихнула в бок усаживающегося рядом Павла, выхватывая у него из рук мороженное.
Извиняющийся библиотекарь улыбнулся, протянув мне газировку. Пока Роза с Павлом продолжали кокетливо переругиваться, я сделала вид, что смотрю на экран. Уже месяц прошел, а я никак не могла выкинуть Влада из головы. Мы не виделись с того самого дня, когда он провожал нас с дедом и Афанасием из своего дома. Такой холодный, неприступный, но такой желанный и вроде бы близкий человек. Мне хотелось прикоснуться к нему, попробовать оправдаться, но всем своим видом Токарев показывал, что он многолетняя сосна, лишенная эмоций, способная только расти прямо к своей цели, не смотря по сторонам.
— Удачи вам, — пожелал Влад, открывая перед нами дверь.
Дед неодобрительно посмотрел на него, но ничего не сказал, лишь покачал головой, обратившись ко мне:
— Пойдем, внучка. В гостях хорошо, а дома лучше!
«Не оборачивайся, только не оборачивайся», — умоляла я себя, пересекая лужайку по направлению к такси. Неужели всё так закончилось? Какая же я глупая! Я даже покраснела от стыда, вспоминая, что именно я набросилась на депутата в тот вечер в ванне. После такого, вполне естественно, что он подумал обо мне не в очень хорошем свете. Я даже, к своему стыду, разрыдалась прямо в машине перед дедушкой и водителем такси, чем заставила пенсионера занервничать, успокаивая меня, говоря о том, что не на одном Токареве свет клином сошелся, ругая его на чем свет стоит.
За целых четыре недели он ни разу не позвонил. Даже сообщение не написал. Теперь я знаю, что такое безответные чувства и как тяжело с ними жить, будто сердце разрывается. Когда чувствуешь, что болит всё и сразу. Пора с этим заканчивать. Зачем перемалывать муку? Жизнь и так уже вернулась в обычное русло: работа, дом, работа. Только вот весь город был против меня: куда бы я ни пошла, везде были плакаты со смазливым депутатом, улыбающимся во все свои тридцать два зуба. Так и хотелось подрисовать ему пару дырок черным маркером на его белоснежной улыбке. Но я героически сдерживала свои порывы, лишь пред сном прокручивая в голове сцены со страданиями Влада. Как несправедливо обвиненная и брошенная женщина, я хотела было пойти на выборы и проголосовать за Баринова в отместку многоуважаемому Владиславу Сергеевичу, но тут поняла, что, скорее всего, с такими темпами сама скоро превращусь в Пипетку, и будут звать меня на работе жена Пипетки. Я даже вздрогнула от такой безрадостной перспективы. Однако, мои коварные, далекие от добрых, мысли, не помешали Токареву выиграть выборы на прошлых выходных.