Юлька такая милая стала, уже заметно изменилась во внешности, как и все женщины, переживающие этот чудесный в жизни период вынашивания малыша. Губы у нее пополнели и лицо стало округлое. Сейчас Таня смотрела на жену брата и понимала, что в жизни у самой все было наперекосяк. Почему одни мужчины следят за каждым вздохом супруги, как, например, Денис, а другим наплевать если даже у жены появились проблемы со здоровьем? Трудно сказать, почему все тот же Денис, который всю жизнь утверждал, что детей иметь не хочет, сейчас вел себя как сумасшедший папаша и сводил Юльку с ума своим контролем, а Боря, чуть ли не с первого свидания заявивший о своей бесконечно любви к детям и желании их иметь, свою дочь с трудом переносил. Трудно сказать, да и не стоит об этом думать. В прошлом вообще копаться не стоит, тем более в таком далеком прошлом. Таня и не собиралась, просто Юля своими разговорами и трогательным волнением по каждому поводу вызывала в душе какую‑то щемящую тоску.
— Таня, а ты хочешь еще детей? — вдруг спросила Юля, и Таня покраснела, как пойманный за руку воришка, и сделала глубокий вдох.
— Я всегда хотела иметь не одного ребенка, — осторожно подобрала слова, — но хотеть — не значить родить. Я уже не в том возрасте.
— Как это не в том? Что за глупости…
— Потому что я тогда буду не то что старородящая, а древнеродящая, — засмеялась Татьяна. — Пойдем, а то сейчас муж твой принесется узнавать, что мы тут засели вдвоем.
— Только ты меня от мужа и спасаешь.
— Работа у меня такая — спасатель я, — снова засмеялась Татьяна.
Ехать на кладбище решили с утра, пока еще свежо и прохладно после прошедшего ночью дождя. Лёня встал раньше, ушел в душ, Таня еще повалялась в постели, а потом пошла на кухню готовить завтрак. Так у них повелось: Лёня всегда поднимался с кровати раньше нее. И так забавно он вставал: не маялся сонно, не сползал медленно, а открывал глаза, лежал с минуту и вскакивал уже бодрый, полный энергии. Вот откуда у него ее столько. Таких живых и энергичных людей Таня еще не встречала.
На завтрак сварила рисовую кашу, любит ее Лёнька. Таня и сама не против каши с утра, только вот что‑то сегодня не елось. Аппетита не было. От странного волнения, может быть, необыкновенного, будто не на кладбище едет, а на встречу с живым человеком.
— Посиди, я сейчас, — бросила Таня, когда Лёня, вышел из ванной.
Любила заходить в ванную после него, там так душно и плотно пахло мылом, и мужской косметикой. Им пахло.
Завтракали долго и задумчиво, в тишине, которая не то чтобы напрягала, но немножко давила не нервы. Тане, конечно, давила, не Лёне.