Он открывает дверь и улыбается мне той самой улыбкой, и я слышу собственный крик:
– Ты в старшем классе?
Он кивает.
– А ты?
– Да. – Я приподнимаю свой напиток. – Спасибо за завтрак.
– Нет проблем.
Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней. Почему?
У меня уходит несколько минут, чтобы оторвать себя от двери и подняться по лестнице. Мама в ванной, поэтому я тащу стул к старому компьютеру и начинаю вводить заказы.
– Я слышала телефонный звонок? – спрашивает она, когда заходит на кухню, вытирая волосы полотенцем.
– Да, я ответила.
– Кто звонил?
– Просто спросили, во сколько мы открываемся. – Это был первый раз в жизни, когда я соврала маме. Мы рассказываем друг другу все. Это удивляет меня. Я должна была сказать: «Это был парень по имени Ксандер, который гладит футболки и носит украшения». Это было бы забавно. Мама бы притворилась оскорбленной. Мы могли бы поговорить о том, что он подстригается где-то два раза в месяц. В итоге мама сказала бы: «Лучше не общаться с такими людьми», и я бы согласилась. Я действительно согласна. Тогда что меня остановило?
– Мам, ты можешь закончить за меня? У меня будет ужасная прическа, если я сейчас же не высушу волосы.
– Да, конечно.
– Спасибо.
Я закрываюсь в ванной и прикрываю ладонями глаза. Что меня остановило?
Симпатия.
Мне не хочется, чтобы мама плохо к нему относилась. Каким-то образом этот парень смог выбраться из коробки, полной людей, на которых я написала «запрещено». Он стал другим. И к своему ужасу, я в каком-то роде испытываю симпатию к Ксандеру Спенсу.
И это срочно нужно изменить.
В понедельник утром я прощаюсь с мамой и открываю парадную дверь магазина. По пути в школу я замечаю спортивную машину, похожую на машину Ксандера, которая припаркована недалеко от нашего магазина. Наклоняюсь, чтобы заглянуть внутрь, затем выпрямляюсь и, увидев Ксандера на противоположной стороне, подпрыгиваю. Он протягивает мне стаканчик с горячим шоколадом и отпивает немного из своего.
Смотрю на стакан – такой же, как вчера.
– Я выпью его, только если ты уже сделал от туда глоток, – вырывается у меня, вместо: «Что ты здесь делаешь?». Это может выдать, что мне не все равно.
Он забирает мой стакан, отпивает горячий шоколад и возвращает его мне. Его реакция на мой сарказм настолько сильно удивляет меня, что я не могу сдержать смех.
– Надеюсь, сегодня ночью в пекарне проходило собрание анонимных любителей кексов Эдди. Если нет, то мне известно местечко, где продают нужные таблетки.
– Боюсь, я пока не хочу избавляться от своего пристрастия, – отвечает он.
Я бросаю на него косой взгляд. Мы же все еще говорим о кексах, правильно?