– Нет. В чем дело? Я ничего вам не сделал.
Гарри дышал часто, сутулился; Борхерт же, наоборот, расправил плечи, как боксер.
Штерн не мог больше этого выносить и хотел уйти. Хотя бы чтобы больше не видеть ужасное лицо мужчины. Тот выглядел так, словно провел ночь в крапиве головой вниз. По лбу, щеке и шее тянулись рубцы, маленькие и побольше, как красные волдыри от ожогов. Одни были покрыты струпьями, другие расцарапаны.
– Мы тут же исчезнем, если ты дашь то, что нам нужно.
– И что же?
– Кто из твоих друзей торгует детьми?
– Послушай, Анди, ты же знаешь. Я этим больше не занимаюсь. Я вышел из дела.
– Заткнись и отвечай мне. Что ты знаешь о младенце?
– О каком еще младенце?
– В понедельник должны продать ребенка. Такому же душевнобольному подонку, как ты. Что-нибудь слышал об этом в своем клубе?
– Нет. Клянусь. Я больше не имею к этому отношения. У меня нет ни контактов, ни информации. Вообще ничего, ноль. Извини, я бы все рассказал, но ничего не знаю. Со мной никто не разговаривает с тех пор, как я побывал в тюрьме. Я ведь сполна заплатил?
Гарри говорил рывками. Одни слова вырывались у него стремительно, другие словно с трудом сползали с губ, и Штерн не мог понять, типичен ли этот дефект для Гарри или появился только сейчас, потому что Борхерт ему угрожал.
– Не вешай мне лапшу на уши.
– Честно, Анди. Я не лгу. Только не тебе. Знаете… – Его подобострастный взгляд метнулся к Штерну, чьи шансы на скорое отступление сразу снизились. – Я дал маху. Думал, ей шестнадцать, честно. Старая история. Но мне никто не верит. Иногда они приходят по ночам и бьют меня. Это видите?
Он распахнул халат и предъявил Штерну свою грудь. Она повсюду была покрыта сине-фиолетовыми кровоподтеками. Без рентгена сложно судить, но Штерну показалось, что минимум одно ребро сломано.
– Это подростки с района. Каждый раз новые. Кто-то рассказал им, что я сделал тогда. Они вытаскивают меня из вагончика и скачут по мне в своих сапогах. Один раз плеснули в лицо кислотой.
Штерн отпрянул – одновременно испытывая жалость и отвращение, – когда Гарри подставил ему свое лицо. Только Борхерт сохранял спокойствие. На него, казалось, все эти ужасные истории не производили особого впечатления. Наоборот. Он улыбнулся Гарри и со всего размаха вмазал ему кулаком в зубы.
Удар был такой силы, что Гарри стукнулся затылком о пластиковую стенку вагончика, оставив на ней небольшую вмятину.
– Черт, нет, – заскулил Гарри и выплюнул окровавленный резец.
Штерн закричал:
– Анди, прекрати! Ты сбрендил?
– Пожалуйста, выйди.
– Нет, не уйду. Ты и в самом деле спятил!