– А-а… – протянул он и скривил губы в усмешке. – Заметил? Мы пару верст уже параллельно идем.
– Что это? – спросил Игнат и напряженно вгляделся в туман.
Словно отвечая на его вопрос, чья-то невидимая ладонь вытерла с горизонта белесую хмарь, как меловой след с грифельной доски, и перед взволнованным взором Игната предстала изгородь.
Не было ей конца и не было края, и, змеясь между соснами, она выныривала из туманной мглы и уходила в нее же. Высотой забор превосходил два человеческих роста, а поверху парными кольцами была протянута колючая проволока – совсем как та, на которую напоролся Витольдов внедорожник.
– Вот тут и начинаются запретные земли, – сказал Эрнест. – Эта стеночка от таких, как мы с тобой, полвека назад выстроена. Только не охраняется давно. Да и что там охранять? Теперь-то от базы одни развалины остались…
– От какой такой базы? – спросил Игнат.
– Военной, – ответил Эрнест, подумал и добавил: – А может, и научной. Кто знает? Верхние этажи давно чистильщики убрали, но ходят легенды, что внизу кое-что интересное осталось.
Туман начал сгущаться снова. Рыбья чешуя изгороди поблекла, пошла акварельными разводами и вскоре скрылась совершенно.
– В отчетах, конечно, писали о том, что очаг был погашен стараниями эпидемиологов, – продолжил Эрнест. – Чистильщики, в том числе и мой прадед, были представлены к наградам. Да только правду знали единицы. Знали и молчали. Потому что о таком не расскажешь. Да и как сказать, подумай сам? Мол, пришел из тайги какой-то шаман, нашептал на воду, и всю заразу как рукой сняло? А ведь так оно и было, если верить прадеду.
– Какой такой шаман? – переспросил Игнат, а сам оглянулся через плечо, где в тумане еле просвечивали тугие кольца проволоки, как тело гигантского полоза.
– Самый натуральный, – осклабился Эрнест. – Вроде местные жители слыхали о нем, будто живет глубоко в тайге колдун, который будущее видит и любую болезнь лечит. И лет ему столько, что, наверное, он самое начало первой войны помнил. Вот и пришел в Полесье. А к тому времени прадед сам заразу подхватил и уже не надеялся, что выживет. Говорит, что в бреду лежал, рядом с такими же зачумленными, в той самой ставкирке, как на погосте. И вошел человечек – сам сухонький, седой, но на удивленье моложавый. И начал в бубен свой бить, песни петь да подпрыгивать – камлать, значит. А потом над прадедом склонился и что-то в рот влил. И то же с каждым проделал. Да и не только с живыми, а и с теми, кто день как умер. И знаешь что? – Эрнест метнул на Игната хитрый взгляд, будто приглашая его приобщиться к некой тайне. – В тот же вечер прадед Феофил выздоровел. И все другие выздоровели. И это еще не самое удивительное: чудеса начались, когда мертвые встали.