Маленькое безголовое тельце, заключенное в окружность. Три пары лапок, каждая из которых в свою очередь образовывала круг. Остатки краски и ржавчины изломанными лучами разбегались в стороны, словно причудливая паутина.
Краем уха Игнат уловил тонкий, еле слышимый свист и не сразу понял, что это воздух выходит из его приоткрытого рта. Поэтому он сглотнул, облизал губы и, повернувшись в сторону Эрнеста, хрипло сказал:
– Вот, значит, какие они… Паучьи ворота… только какое отношение к живой и мертвой воде имеет паук, да еще только с шестью лапами? Для чего тут нарисован?
Эрнест поднял бровь и посмотрел на Игната с сомнением, словно впервые его увидел.
– Парень, да ты и впрямь дурак! – будто делая для себя открытие, сказал он. – Для чего я тебе всю дорогу про чуму да про чистильщиков рассказывал? Ты глаза-то разуй! Какой это, к чертям собачьим, паук? Это же знак биологической угрозы!
Открыть ворота оказалось делом непосильным: створки намертво примерзли, приржавели друг к другу. А потому Эрнест повел Игната окольным путем – через пролом.
Это напомнило Игнату, как он вместе со Званкой лазил за яблоками сквозь дыру в заборе дядьки Касьяна. Вернее, сам Игнат стоял на страже и при появлении опасности должен был заухать совой. А Званка в это время набирала в холщовый мешок спелые и красные, с два кулака величиной, плоды. Половину добычи Званкина мать пускала на пироги и варенье, а из другой отец варил крепкий сидр. Даже если Званкины родители и знали, что яблоки добываются воровством, то до поры до времени молчали – жила семья Добуш небогато и, по-видимому, ничего зазорного в краже яблок не видела.
Но Званкино счастье длилось недолго.
В тот вечер Игнат то ли замешкался, то ли действительно не увидел приближения дядьки Касьяна. Только очнулся, когда на его ухе сомкнулись крепкие заскорузлые пальцы и прокуренный голос грозно произнес:
– А вот я тебе щас таких лещей всыплю, стервец!
От боли Игнат взвыл и попытался вывернуться из захвата, но Касьян держал его крепко. Зато Званка, заслышав Игнатов вой, кошкой спрыгнула с дерева и дунула вниз по улице, по пути теряя награбленную добычу.
– Вот стерва! – сплюнул Касьян и погрозил вдогонку кулаком. – Ничего, разберусь с тобой еще!
А Игната поволок к бабке Стеше и швырнул в избу, будто куль с картошкой. От боли и обиды на глаза мальчика навернулись слезы, но хныкать он не стал, только закусил губу. По ее суровому виду заметно было: наказание не заставит себя долго ждать и ремень бабки еще не раз пройдется по его спине.
– Вот какого помощничка я себе воспитала! – причитала бабка Стеша. – Были бы живы родители – со стыда бы сгорели! Где же видано, чтоб мой внук по чужим садам как по собственной хате разгуливал? Да с кого ты пример берешь? С оборванки этой?