— Я закончил с тобой тоже! — кричит он с красным лицом. — Я устал от твоих чертовых игр разума и проблем. Я устал от этого и хочу прекратить это.
Мои руки безжизненно падают по бокам.
— Я имела в виду, что покончила с выпивкой, но хорошо знать твое мнение.
— Элла, он не имел этого в виду. Он просто пьян, так что перестань вести себя как ненормальная и приди в себя, — Итан останавливается, поворачивая голову к Мише. — Тебе лучше собраться прямо сейчас, парень.
Миша бросает взгляд на Итана.
— Не вмешивайся в это, — он поворачивается ко мне, но я уже за дверью.
Он не следует за мной, когда я бегу вниз по улице. Ветер сдувает мои волосы и жалит щеки, когда я пытаюсь сбежать от обиды и боли, но беспокойство бежит за мной по пятам.
Миша никогда так не злился на меня. Никогда. Это как нож в сердце, и я не знаю, как вытащить его. Болит везде.
Когда я достигаю угла, то притормаживаю и пытаюсь взять контроль над мыслями. Я достаю телефон с кармана и набираю номер Анны.
Она отвечает после четырех гудков, и я слышу игру пианино на заднем плане.
— Алло.
— Здравствуйте, Анна, это Элла, — я чувствую себя плохо из-за того, что звоню ей, когда очевидно она со своей семьей.
После нескольких секунд, я слышу, как дверь закрывается и шум утихает.
— Что случилось?
Я пялюсь на граффити на дорожном знаке.
— Я сделала что-то, что вы говорили мне не делать… Я спорила с Мишей из-за его проблемы с алкоголем.
— И что случилось?
— Он сказал некоторые… вещи.
— Она делает паузу.
— Какого рода вещи? Обидные вещи?
— Много всего. И да, это обидно, — я прижимаю руку к болящему сердцу и сгибаюсь. — Очень обидно.
— И что боль заставляет тебя хотеть сделать? — спрашивает она, когда мимо проезжает машина, разбрызгивая слякоть по улице. — Элла, где ты?
— Я стою на углу улицы, и все что я хочу делать – это бежать, — признаюсь я. — Я хочу плакать… я хочу кричать.
— Так кричи, — призывает она. — Давай. Выпусти все это наружу.
— Но я на улице, — я смотрю на дорогу, на старую пару, идущую вниз по тротуару. — И вокруг люди.
— Ну и что? — говорит она. — Не переживай на счет них. Просто выпусти все это наружу – позволь переживаниям и боли уйти. Не держи это внутри, Элла. Мы говорили об этом.
Чувствуя себя идиоткой, я открываю рот и тихонько кричу.
— Ты можешь лучше, — настаивает она. — Кричи нормально, Элла.
Глубоко вдыхая, я отдаю этому всю себя и отпускаю все наружу, и это отдается эхом на многие километры.
* * *
Когда я выгнала тесноту из своей груди, я пошла вниз по улице к дикому холму, где расположено кладбище, думая о людях, которых я потеряла. Моя мама и Грейди, оба были забраны из моей жизни слишком рано. Хрустящий слой снега покрывает надгробные плиты и деревья, трава погребена и сосульки свисают с ограды. Поднимаясь к голым деревьям напротив могилы моей матери, моя обувь наполняется снегом, а нос розовеет. Я склоняюсь и стряхиваю кучку снега с верха её могилы.